Покорная вам обеим Катерина Мойер».

Упомянутый в письме врач-терапевт Карл Карлович Зейдлиц на три года был старше В. И. Даля и на восемь лет раньше его окончил Дерптский университет. Он в 1825 году отправился с ученой целью за границу, побывал в Париже, Монпелье, Пизе. В 1826 году провел три недели вместе с В. А. Жуковским в Эмсе. По просьбе поэта и их общего друга А. Ф. Воейкова стал опекать находившуюся в Ливорно с детьми тяжело больную Александру Андреевну Воейкову. К сожалению, К. К. Зейдлиц, обладавший большими врачебными знаниями, спасти больную женщину не смог. 16 февраля 1829 года она умерла. Похоронив Александру Андреевну, Карл Карлович отвез детей в Россию, к отцу, и тут же отправился в действующую армию, возглавляемую генералом И. И. Дибичем. Выпускник Дерптского университета был назначен главным врачом 2-го армейского корпуса.

К. К. Зейдлиц

Во время турецкой кампании наш герой как-то повстречал еще одного знакомого – писателя Александра Фомича Вельтмана, который тогда был старшим адъютантом Главного штаба 2-й армии. Встреча произошла при переходе Балкан. В одной из повестей В. И. Даль позднее написал:

«Изныв на пустынных, голых и знойных степях, мы вдруг очутились среди величественных гор, прохладных лесов и невыразимо изумлены были наконец, когда с вершин хребта Балканского раскрылся перед нами новый мир…»

А. Ф. Вельтман

Старые знакомые остановились на привал на одном из горных перевалов и одновременно достали из походных чемоданчиков по книге. Оказалось, что каждый держит в руках «Фауста» Гёте. Они переглянулись, улыбнулись и перебросились цитатами (по-немецки, конечно) из великой трагедии. Приведем этот своеобразный диалог, используя перевод Б. Л. Пастернака. В. И. Даль (за архангела Рафаила):

В пространстве, хором сфер объятом,

Свой голос солнце подает,

Свершая с громовым раскатом

Предписанный круговорот.

Дивятся ангелы Господни,

Окинув взором весь предел.

Как в первый день, так и сегодня

Безмерна слава Божьих дел.

А. Ф. Вельтман ответил (за архангела Гавриила):

И с непонятной быстротою

Внизу вращается земля,

На ночь со страшной темнотою

И светлый полдень круг деля.

И море пеной волн одето,

И в камни пеной бьет прибой,

И камни с морем мчит планета

По кругу вечно за собой.

Наш герой, что зафиксировано в его послужном списке, после осады крепости Силистрия был «при разбитии армии Верховного визиря в сражении под Кулевчами». Запомнилось: там «видел тысячу, другую раненых, которыми покрылось поле и которым на первую ночь ложем служила мать – сырая земля, а кровом небо… толкался и сам между ранеными и полутрупами, резал, перевязывал, вынимал пули с хвостиками; мотался взад и вперед, поколе наконец совершенное изнеможение не распростерло меня, среди темной ночи, рядом со страдальцами». Был В. И. Даль и «при взятии трех редутов близ Шумлы», и «при переходе войск 2-й армии чрез реку Камчик и чрез Балканы», и «при взятии города Сливно». Вспоминал о последнем бое:

«Вокруг нас всё летело вверх дном, но это была одна только минута: турки ускакали, кроме небольшого числа покинутых здесь раненых… Пехота кинулась тушить пожар… Болгары мало-помалу начали выглядывать из домов своих, встретили нас хлебом и солью, выносили продажные съестные припасы и напитки, город снова ожил… Необузданная радость обуяла мирных жителей, которые отроду не видывали еще неприятеля, судили о нем по образу турецкого воинства, и увидели вместо того братский, крещеный народ, коего язык, созвучием своим с их родным языком, напоминал о родстве и братстве!.. Обоюдная дружба жителей и победителей утвердилась с первой взаимной встречи».

Когда русские войска брали Сливно, В. И. Даль не выдержал – покинул обоз, раненых, вскочил на коня и поскакал вместе с передовым казачьим отрядом, одним из первых ворвался в город. Принимал наш герой также участие в «занятии второстоличного города Адрианополя».

Потерянный верблюд

В. И. Даль лечил раненых и собирал слова. Он вспоминал:

«Бывало, на дневке где-нибудь соберешь вокруг себя солдат из разных мест, да и станешь расспрашивать, как такой-то предмет в той губернии зовется, как в другой, в третьей; взглянешь в книжку, а там уж целая вереница областных речений».

В турецкую кампанию В. И. Даль в таком изобилии обнаружил и зафиксировал истинно русские слова, что позднее признался: преимущественно в турецком походе изучил он родной язык со всеми его говорами. Не забывал наш герой и про пословицы. Они широко будут употреблены им в «Толковом словаре живого великорусского языка» в качестве примеров использования того или иного слова, а потом составят сборник «Пословицы русского народа». В «Напутном слове» к своему словарю В. И. Даль скажет про себя:

«Жадно хватая на лету родные речи, слова и обороты, когда они срывались с языка в простой беседе, где никто не чаял соглядатая и лазутчика, этот записывал их, без всякой иной цели и намеренья, как для памяти, для изученья языка, потому что они ему нравились. Сколько раз случалось ему, среди жаркой беседы, выхватив записную книжку, записать в ней оборот речи или слово, которое у кого-нибудь сорвалось с языка – а его и никто и не слышал! Все спрашивали, никто не мог припомнить чем-либо замечательное слово – а сло́ва этого не было ни в одном словаре, и оно было чисто русское! Прошло много лет, и записки эти выросли до такого объема, что, при бродячей жизни, стали угрожать требованьем особой для себя подводы». К этому месту составитель словаря дал примечание: «Живо припоминаю пропажу моего вьючного верблюда, еще в походе 1829 года, в военной суматохе, перехода за два до Адрианополя: товарищ мой горевал по любимом кларнете своем, доставшемся, как мы полагали, туркам, а я осиротел, с утратою своих записок: о чемоданах с одежей мы мало заботились. Беседа с солдатами всех местностей широкой Руси доставила мне обильные запасы