Они зашли обратно в дом, но Мэри могла побиться об заклад, что Уоллис не находила себе места до тех пор, пока часом позже в дверь не просунулась голова соседки.

— Просто хотела сообщить, что упал кадет. Сам в порядке, самолет — на списание. Их не должны так быстро выпускать в небо. Это ведь такие расходы…

Вернувшийся к ужину Уин был в отвратительном настроении: громко хлопнул дверью и едва удостоил вниманием присутствие Мэри. Он сразу прошел в столовую и вернулся оттуда с полным стаканом какого-то напитка янтарного цвета.

— Это не… — начала говорить Уоллис, но тут же прикусила язык.

Мэри никогда не видела ее такой нерешительной.

— Это консоме, — саркастически ответил ей Уин. — Я что, не могу попить вечером консоме? — Он повернулся к Мэри. — Нам, летчикам, нельзя пить алкоголь, если на следующий день предстоит вылет. Так что слава богу, что у меня есть жена, которая за мной приглядывает. — И он с вызовом отхлебнул из стакана.

На протяжении всего ужина он то и дело доливал себе жидкость того же оттенка, и вскоре Мэри стало ясно, что это был алкогольный напиток, потому что язык у Уина начал заплетаться, а к лицу прилила кровь. Настроение его стало еще хуже, и о чем бы ни начинала говорить Уоллис, это, по всей видимости, его раздражало.

После того как было покончено с основным блюдом, он осушил свой стакан и свирепо посмотрел на Мэри.

— Разве ты не рада, что приехала и можешь наблюдать гармонию наших супружеских отношений? — спросил он. — Вы, две ведьмы, небось весь день кудахтали над нашими тайнами, которые она тебе выболтала. — С отвратительной гримасой он изобразил хихиканье.

Уоллис попыталась обернуть это в шутку:

— Да, дорогой, мы тут занимались перемешиванием зелья в своем ведьминском котле… — Но ее слова заглушил громкий звук: Уин швырнул пустой стакан, и тот вдребезги раскололся об пол в углу столовой.

— Постарайся придумать заговор, чтобы тут все убрать, — огрызнулся он. — А я — спать.

Как только Уин в сердцах покинул столовую, на пороге появилась горничная с совком и щеткой для пола.

— У него очень большая нагрузка, — проговорила Уоллис, чтобы как-то объяснить подруге произошедшее, а та, в свою очередь, сочла, что лучше будет просто промолчать.

«Бедная Уоллис, — думала Мэри, — она вышла замуж за пьяницу». Благодаря досужим разговорам родственников, обсуждавших слухи, Мэри уже знала, что ничего хорошего из этого не получится.

На следующий вечер они все вместе ужинали в гостях еще у одной пары, и Уин был образцом хорошего поведения, но от взгляда Мэри не укрылось то, что, придя домой, он сразу же налил себе большую порцию консоме. Субботним вечером в отеле «Сан-Карлос» Уин частенько отлучался, чтобы подышать воздухом, и, возвращаясь, с каждым разом все менее устойчиво держался на ногах. А выпивая дома, он бывал груб с Уоллис.

— Ты уже теряешь привлекательность, — сказал он ей однажды вечером. — Это что, морщина?

— Это мимическая, от смеха, — иронично парировала Уоллис. — Потому что жить с тобой неимоверно забавно.

В другой раз он сказал ей, что у нее руки как у мужика. Мэри знала, что Уоллис стесняется своих достаточно больших, грубоватых кистей и всегда старается спрятать их, когда фотографируется, а потому замечание Уина показалось ей жестоким.

Мэри хотелось поговорить с подругой о пьянстве мужа и убедить ее заявить об особенностях своей новой жизни открыто, но как только она заводила об этом разговор, Уоллис неизменно находила способ уйти от этой темы.

— Уин достаточно темпераментный, — сказала она. — Но он мне дорог. И я его люблю. Мне очень жаль, что мы так и не смогли найти симпатичного летчика для тебя. Но не волнуйся! Я беру это на себя.

В последний вечер Уоллис, лежа на кровати, наблюдала за тем, как подруга собирает вещи, и тут Мэри задала вопрос про супружеский долг:

— Это приятно? Не больно в первый раз?

Уоллис сморщила нос.

— Когда выйдешь замуж, старайся остановить мужчину до того, как он перейдет Рубикон. Это как-то хлопотно и неприятно, — заявила она.

— Но разве ты не хочешь детей? — удивилась Мэри. — Из тебя получилась бы прекрасная мать.

Уоллис передернула плечами:

— Для этого еще достаточно времени. Я никуда не спешу.

Всю обратную дорогу Мэри была в подавленном настроении. Она даже не открыла роман, который брала с собой, а просто глядела в окно на желтые пшеничные поля, волнующиеся на ветру. Теперь она ни капли не завидовала Уоллис из-за того, что та заполучила мужа первой, а безумно за нее беспокоилась. Как она будет жить с таким ужасным человеком?

Дома в Балтиморе сестра Анна спросила, какой же он, Уин, и Мэри ответила: «Он отвратительный тип».

Глава 11

Балтимор. Апрель 1917 года

6 апреля 1917 года Мэри затрепетала от страха, когда за ужином отец сообщил им, что Америка вступает в войну с Германией. Что это будет значить для них? Придется ли братьям ее подруг ехать на фронт за границу? А что будет с Уином? Она бросилась наверх писать Уоллис, чтобы узнать, не отправляют ли ее мужа во Францию. И если дело обстояло так, то Уоллис надо было приехать в Балтимор надолго, чтобы не чувствовать себя одинокой.

Прежде чем Мэри получила ответ, прошла не одна неделя. К тому же она сильно удивилась, увидев на конверте в качестве обратного адреса Бостон. Она поспешила вскрыть конверт.

«Уин горько разочарован тем, что его не послали во Францию, — писала Уоллис. — Вместо этого мы оказались в Бостоне, куда его направили с поручением развернуть воздушную базу».

Мэри закралось в душу подозрение, что начальникам Уина было известно о его пьянстве и они просто не решились положиться на него в бою. И этим переводом на административную «бумажную» работу они убрали его в сторону.

Дальше Уоллис писала:

«Целыми днями напролет я предоставлена самой себе и развлекаюсь тем, что езжу на трамвае в Высший суд Миддлэссекса. Там я пристрастилась следить за одним довольно трагичным процессом над убийцей. Я сажусь в общей галерее, слушаю показания свидетелей, составляю собственное мнение и, должна признаться, буду просто в ярости, если присяжные не оправдают этого несчастного человека! Я твердо убеждена, что все это специально подстроил его сосед. Но в любом случае это забавный способ провести лето!»

В конце письма она обещала в августе приехать на пару недель в Балтимор. Мэри ужасно обрадовалась, но потом