Умудренный житейским и государственным опытом, Николай Павлович в конце 1847 года говорил барону М. А. Корфу: «По-моему, лучшая теория права – добрая нравственность, а она должна быть в сердце, независимо от этих отвлеченностей (имелись в виду „общие науки“ и древние языки. – А.Б.), и иметь своим основанием религию».

Что поражает в биографии Николая I, так это то, что он приобщился к Православию всей душой уже с юных лет. Речь не шла об обрядоверии; ритуалов и церемоний было вокруг вдоволь. Однако ни его мать, ни его брат Александр, ни многие другие люди его круга не были до такой степени преданы вере, не чувствовали себя в храме, на литургии так полнокровно и восторженно, как чувствовал себя Николай Павлович.

В конце жизни он признавался: «В отношении религии моим детям лучше было, чем нам, которых учили только креститься в известное время обедни, да говорить наизусть разные молитвы, не заботясь о том, что делалось в нашей душе».

Он любил церковное пение, церковную музыку, как не любил ни итальянскую оперу, ни какие иные формы музыкального творчества. В храме его душа воспаряла, обретала крылья; во время служб на его лице не раз появлялись слезы.

Церковное пение трогало его до глубины души. Как писал Н. К. Шильдер, «уже будучи Императором, он часто пел с певчими, знал наизусть все церковные службы, сам показывал певчим условными знаками, какой петь номер Херувимской Бортнянского[37], и любил выслушивать малолетних певчих, набиравшихся в Малороссии и привозившихся в Петербург».

Он с ранних пор ощущал свою природную русскость, которую не заслоняли и не заменяли ни иностранные языки, звучавшие вокруг, ни вещи, предметы и знаки «Европы», которыми все было пронизано в царских резиденциях.

Замечательную по выразительности зарисовку, относящуюся к 1817 году, оставил камер-паж П. М. Дараган, дежуривший в один из дней при Николае Павловиче. Он отдал ему рапорт по-французски. После этого последовал монолог Великого князя, который с некоторыми вариациями будет потом звучать из его уст многократно:

«Зачем ты картавишь? Это физический недостаток, а Бог избавил тебя от него. За француза тебя никто не примет; благодари Бога, что ты русский, а обезьянничать никуда не годится. Это позволительно только в шутку»…

Император Александр Павлович относился чрезвычайно нежно к своим младшим братьям; но виделись они нечасто. Александр никогда не перечил Марии Федоровне и вообще был в стороне от всех забот, связанных с образованием и воспитанием братьев. Однако его ласковое отношение чрезвычайно ценилось Николаем Павловичем; он навсегда остался ему благодарным, неизменно называл брата даже после его смерти «наш ангел».

Известно точно, когда закончилось детство: 1812 год. Тогда орда Наполеона напала на Россию; вся страна встала на борьбу. Николаю – уже шестнадцать лет; его душа рвется в бой, он умоляет Александра Павловича взять его на войну. Однако вердикт матери непререкаем: не бывать этому.

Николай Павлович продолжал обучение; но каждый день его мысли и мечты были устремлены туда, где решалась судьба и России, и всего мира: на поля сражений. В конце 1812 года армия Наполеона была сокрушена, ее жалкие остатки бежали из Империи.

Примерно к этому времени относится реферат Николая Павловича под названием «Сочинение о Марке Аврелии», написанный по заданию его учителя истории, немецкого языка и «морали» Ф. П. Аделунга (1768–1843), с 1803 года состоявшего при Великих князьях Николае и Михаиле. Шестнадцатилетнему юноше был интересен психологический портрет Римского Императора Марка Аврелия (121–180)[38] – одного из великих правителей древности.

В реферате Великий князь Николай высказал достаточно самостоятельные мысли и соображения, относящиеся к тем задачам, которые неизбежно встают перед каждым правителем Империи. Чем обширнее пространство государства, тем сложнее эти задачи, тем выше уровень нравственных требований, предъявляемых к повелителю. Николай Павлович формулирует здесь и свой взгляд на управление Империей:

«Правление этого Государя (т. е. Марка Аврелия. – А.Б.) вполне подтверждает, что он не говорил пустых фраз, но действовал по плану, глубоко и мудро обдуманному, никогда не отступая от принятого пути». Для Николая Павловича – это великие добродетели, без которых благополучия быть не может.

По сути дела, это те главные принципы «философии власти», которых Николай I придерживался всегда и которые сформировались в молодые годы. За тридцатилетие своего правления он как раз и будет стараться «не говорить пустых фраз», «действовать по плану» и «никогда не отступать».

В молодости Николай Павлович никогда не задумывался, никогда не грезил о роли Монарха. Каких-либо документальных доказательств подобного не существует, хотя иногда в литературе можно встретить и утверждения противоположного характера. Однако матери такая возможность представлялась вполне вероятной. Секретарь Марии Федоровны Г. И. Вилламов (1773–1842) зафиксировал в дневнике 16 марта 1809 года признание Вдовствующей Императрицы: «Она видит, что Престол все-таки со временем перейдет к Великому князю Николаю, и по этой причине его воспитание особенно близко ее сердцу». К этому времени старшие сыновья – Александр и Константин – уже давно состояли в браке, но наследников не имели[39]. Подобными соображениями Мария Федоровна с сыном не делилась…

В начале 1814 года в жизни будущего Императора произошло невероятно желаемое событие. Матушка разрешила ему и Михаилу отправиться в действующую армию, довершавшую в Западной Европе военную кампанию против Наполеона. Вспоминая этот момент, Николай написал: «Радости нашей, лучше сказать сумасшествия, я описать не могу; мы начали жить и точно перешагнули одним разом из ребячества в свет, в жизнь». Все время угнетала мысль, что полки, шефами которых они являлись, вели военные баталии, а вот они сидят без движения в своих опостылевших хоромах.

Из Петербурга братья отбыли в сопровождении небольшой свиты 7 февраля. Но сами они маршрут, скорость и способы передвижения выбирать не могли. Всем распоряжался несносный Ламздорф, который устраивал бесконечные остановки «для отдыха» и прогулки «на воздухе»! Ехали черепашьим шагом и до Берлина добрались за 17 дней, хотя обычно эта дорога не занимала более недели. Как заметил Николай Павлович, это было тяжелым испытанием «при нашем справедливом нетерпении!».

В Берлине произошло одно событие, которое станет скоро для Николая Павловича судьбоносным. На приеме в королевском дворце он впервые увидел дочь Прусского Короля (1797–1840) Фридриха-Вильгельма III шестнадцатилетнюю Фредерику-Луизу-Шарлотту-Вильгельмину[40]. Юноша сразу же проникся к ней необычным и неизвестным ему ранее чувством.

Эта была любовь с первого взгляда, любовь, так навсегда и оставшаяся для Николая Павловича первой и последней. Позже Николай Павлович напишет, что принцесса «с первого раза возбудила во мне желание принадлежать ей на всю жизнь; и Бог благословил сие желание…».

Но в тот момент времени было мало, погружаться в мир романтических мечтаний было некогда. Пробыв