Николай Павлович был обычным ребенком, оказавшимся с колыбели в совершенно необычных условиях. Ему надо было делать то, что другим детям было незнакомо. Он буквально с первых недель своей жизни был окружен блеском, суетой, роскошью и звуками, с которыми другие знакомились куда в более зрелые годы. Грохот барабанов, крики часовых, гвардейские приветствия сотен молодых голосов пугали, заставляли искать какого-то тихого уголка.

Однако отец был неумолим, не допускал никакого отступления и проявления трусости. Малыш должен любить и почитать то, что дорого и почитаемо родителем. Николай I на всю жизнь запомнил один эпизод, произошедший в Зимнем дворце. Ребенку еще не исполнилось четырех лет, и он страшно испугался шума, производившегося отрядом Конной гвардии, стоявшим в карауле. Павел I, заметивший перепуганного сына, взял его на руки «и заставил перецеловать весь караул».

О последних месяцах жизни отца Императора Павла I у Николая Павловича осталось мало впечатлений; во всяком случае, он никогда о них подробно не рассказывал. Помнился переезд в огромный Михайловский замок в начале 1801 года, который почти всем, в том числе и детям, совсем не нравился.

Павел Петрович ненавидел Зимний дворец. Он навсегда ассоциировался у него с унижениями и оскорблениями, которые он терпел там не только от своей злобной матери, но и со стороны ее многочисленных клевретов и любовников. Весь дворец был пропитан и пронизан ложью, подлостью и развратом. У него даже существовала мысль со временем отдать Зимний дворец под расквартирование гвардии. Ему требовалась другая резиденция, и он в конце жизни ее обрел.

Вскоре после воцарения Павла, по его воле, архитекторы В. И. Баженов (1737–1799) и В. Ф. Бренна (1745–1820) на месте бывшего Летнего дворца начали возводить огромный замок – Михайловский дворец, названный по имени Архангела Михаила, которого Павел Петрович считал своим небесным покровителем. В конце 1800 года постройка монументального здания завершилась, и 8 ноября состоялось освящение, хотя отделочные работы еще продолжались.

Дворец окружали каналы и рвы, в него можно было попасть только по подъемным мостам. Император думал, что получил надежное убежище, а оказалось, что это его гробница…

Переезд Царской Семьи начался в феврале. По словам Николая Павловича, в Михайловском дворце «всюду было очень сыро и на подоконники клали свежеиспеченный хлеб, чтобы уменьшить сырость». Комнаты детей находились над апартаментами отца, и Павел Петрович «часто приходил нас проведывать, и я хорошо помню, что он был чрезвычайно весел».

Привычный ход жизни оборвался 11 марта 1801 года. Около полуночи группа вооруженных заговорщиков во главе с Петербургским военным губернатором графом П. А. Паленом (1745–1826) и генерал-майором бароном Л. Л. Беннигсеном (1745–1826)[36] ворвалась в Михайловский дворец и убила Императора. На следующий день было объявлено, что Павел Петрович «скончался от апоплексического удара». Императором стал старший сын Павла Петровича Александр Павлович, знавший о готовящемся перевороте.

Николай Павлович, конечно же, был не посвящен ни в какие события, связанные со смертью «дорого Папа». Но он прекрасно помнил удивительный случай, происшедший вечером, накануне убийства. В тот вечер трехлетний брат Михаил отделился от Николая и Анны, от воспитательниц англичанок и уселся в углу комнаты с куклами.

Бонны обратили на это внимание и задали вопрос: что он делает? Михаил тут же ответил: «Я хороню своего отца!» После легкого замешательства ему было запрещено подобное занятие. На следующий день отца уже не было в живых. Приведя этот поразительный эпизод, Николай I заключил: «То, что здесь говорю, есть действительный факт».

События печального дня 12 марта начались с того, что мальчика разбудила чрезвычайно взволнованная графиня Ливен. Николаю Павловичу еще не было и пяти лет, но ему пришлось прикоснуться к событиям, последовавшим после.

«Никто из нас не подозревал, что мы лишились отца; нас повели вниз к моей Матушке, и вскоре оттуда мы отправились с нею, сестрами, Михаилом и графиней Ливен в Зимний дворец. Караул вышел во двор Михайловского дворца и отдал честь. Моя мать тотчас заставила его замолчать».

Великий князь Николай присутствовал при душераздирающей сцене, происшедшей в Зимнем дворце между Марией Федоровной и ее старшим сыном – теперь уже Императором Александром I.

«Матушка моя лежала в глубине комнаты, когда вошел Император Александр в сопровождении Константина и князя Николая Ивановича Салтыкова; он бросился перед Матушкой на колени, и я до сих пор слышу его рыдания. Ему принесли воды, а нас увели».

Это рассказ от первого лица. По поводу происшедшего ничего больше Николай Павлович никому не рассказывал, хотя бытуют различные варианты якобы его «повествований».

У Шильдера, например, можно прочитать, что накануне убийства Павел Петрович и сын Николай имели какой-то просто провидческий разговор. Сын спросил отца: «Почему тебя называют Павлом Первым?» «Потому, – последовал ответ, – что не было другого Государя, который носил бы это имя до меня». И тогда Великий князь заявил: «Тогда меня будут называть Николаем Первым». Неизвестно, откуда подобный диалог заимствован; в личных бумагах Николая I указаний на нечто подобное нет.

Смерть отца мало что изменила в повседневной жизни Николая Павловича. Единственное важное и радостное событие – возвращение на жительство в Зимний дворец.

Грозным и беспощадным оставался Ламздорф, который совершенно не считался с происхождением, а за непослушание и нерадивость сек царских сыновей розгами. Любви не было никакой; сплошное принуждение. Говоря о тех временах, Николай Павлович заметил: «Страх и искание, как избегнуть от наказания, более всего занимали мой ум». В лице Матушки не имелось защитника; она целиком разделяла воспитательные приемы Ламздорфа.

Удивительно, что при холодной и бездушной атмосфере, в которой Великий князь провел все свое детство, он не стал бесчувственным светским истуканом. Он был искренним, преданным дружбе и раз данному слову; но порой оказывался упрямым до невозможности. В журнале воспитателей за 1809 год говорится, что он «нисколько не способен ни к малейшему проявлению снисходительности; и, несмотря на все увещания, он совершенно не поддавался на доводы, которые приводили ему».

Обучаться Николай Павлович начал, не достигнув еще и семилетнего возраста. Прилежанием же и успехами не отличался, и нередко «Ламздорф наказывал меня тростником весьма больно среди уроков». В учении Великий князь «видел одно принуждение и учился без охоты».

Матушка не хотела, чтобы сыновья Николай и Михаил стали похожими по своим интересам на их погибшего отца. Она старалась привить им вкус к «общим наукам», предполагая со временем определить их на учение в Лейпцигский университет. Она желала, чтобы они носили партикулярное (гражданское) платье, чтобы перестали «играть в войну» и не изображали из себя офицеров. Интересам и наклонностям младших сыновей она не придавала никакого значения.

Николай Павлович, под стать отцу