Как только не боролись с этой вредной привычкой. Со мной пытались разговаривать, объяснять, что грызть ногти негигиенично, мазали их специальным горьким лаком, пугали глистами, больницей, надевали варежки летом, обещали купить игрушки, если я перестану это делать, – не помогало ничего. Я не верила, что ногти останутся такими же короткими, ведь ежедневно смотрела на длиннющие и крепкие, похожие на когти коршуна, ногти мамы, которая подрабатывала в то время мастером по маникюру и использовала их как холст, рисуя на них удивительной красоты картины. Только один ноготь на среднем пальце левой руки вырос у меня длинным из-за того, что за него укусил енот, которого нам привезли в детский садик. Тогда я решила, что будет хорошей идеей сунуть к нему в клетку не еду, а свою часть тела. Месяца два я ходила с каким-то подобием гипса на руке, и сошедший полностью ноготь заменился длинным и красивым. Родители позже шутили, что надо было все пальцы поочередно сунуть.

Погрызушки ногтей по-научному называются «онихофагия», этой вредной привычкой страдает больше трети детей и подростков. Так проявляется стресс, беспокойство или скука, ребенок старается справиться с этим как может, иногда даже эта привычка является просто бездумным копированием поведения других детей.

Самое опасное, что может произойти, – это передача различных заболеваний, таких как дизентерия, гельминтоз, гепатит А, брюшной тиф. Также из-за постоянной травматизации кожи вокруг пальцев возникает паронихия – воспаление околоногтевого валика. В запущенных случаях, если вовремя не обращаться к хирургу, а организм справиться с воспалением не в силах, можно даже лишиться пальца.

Мама делала мне уходовый маникюр, чтобы я не отрывала заусенцы до локтей, а во взрослом возрасте я пыталась делать гель-лак, но мне безумно не нравилось ощущение каких-то инородных тел, ногти были будто заключены в панцирь. В итоге в жизни я делала себе «искусственные» ногти всего около пяти раз, один из которых пришелся на свадьбу. В медицинском после кафедры микробиологии и инфекционных болезней я ненадолго останавливала свои порывы, но во время сессии все возвращалось на круги своя, просто теперь перед «угрызениями» чистила ногти и обеззараживала руки спиртовым раствором. Постоянно стыдилась себя, прятала руки, на всех фото они скрыты в складках одежды, я втайне завидовала девушкам с длинными красивыми ногтями, но бороться с собой не было сил.

Все прошло, когда я пошла в психотерапию, понадобилось около полугода, чтобы прекратить травмировать себя. Зачастую, чтобы достичь результата, себя надо не гнобить, а любить и поддерживать. Ненависть порождает только ответную агрессию. Мысли «Я безвольная тварь, почему не могу просто взять и бросить – ничем не лучше курильщиков с их зависимостью» заменились на «Почему я сейчас это делаю, я переживаю, нервничаю? Как я могу себя сейчас поддержать иначе?». Даже простое распознавание и проговаривание вслух своих чувств здорово помогает налаживать отношения, особенно с самым дорогим человеком в нашей жизни – с собой. В итоге сейчас у меня короткие, но аккуратные ногти, до сих пор я не отращиваю их длинными, мне неудобно, поэтому прошу мастериц маникюра безопасно обрезать весь свободный край, чтобы не было вросших уголков.

Продолжаю исследование биопсий. Сегодня большого разнообразия в диагнозах нет. К нам на исследование отправляют подозрительные удаленные родинки, которые грамотные хирурги иссекают с запасом «здоровой» кожи по краям и вглубь, потому что, если оставить хотя бы одну клетку, в дальнейшем она переродится в родинку вновь. В отдельной большой банке с формалином, перемотанной резинкой с бумажкой, на которой черным маркером было указано число 53, лежат все вырезанные кусочки с прошедшей аутопсии, которую проводила я. Число означает, какое по счету вскрытие было в этом году. У чьей-то трагедии есть свой порядковый номер. Иногда нам звонят эпидемиологи и вместо фамилии называют номер вскрытия, по которому хотят уточнить подробности. Без статистики и анализа медицина не развивалась бы такими быстрыми шагами, хотя мне до сих пор кажется, что вся отрасль еще далека от идеала. Поэтому я делаю лучшее, что могу, – стараюсь выполнять свою работу тщательно, вдумчиво, не стесняясь показаться глупой, переспрашивая и уточняя все, что вызывает сомнения. Несколько раз я даже писала Санни, отправляя ей фото микропрепаратов, сделанные через специальный держатель для микроскопа. Она всегда говорила не только диагноз, но и названия книг, где я могу подробнее почитать о нем, либо кидала ссылки на статьи, даже иногда на свои – Санни часто публиковала описания и фото на популярных англоязычных патолого-анатомических сайтах. Я восхищаюсь количеством информации, которую она мало того что запоминает, но еще и умеет объяснить простым языком, а также ее бесконечной выдержкой и тактичностью. Как-то я перечитала нашу переписку двухлетней давности, и мои пунцовые от стыда щеки было видно из космоса. Если сравнивать мои вопросы с областью кулинарии, они были из разряда: «А как сварить яйцо?»

А потом случилось непредвиденное. Санитарка, протирая мою доску от растекшегося после многочисленных исследований формалина, случайно смахнула в мусорку и кусочек биопсии, которую я еще не успела исследовать.

Слышали выражение «похолодела от ужаса»? В тот момент мне показалось, что моя температура тела стала ниже, чем у моих пациентов. Благо это были всего лишь удаленные аденоиды, в которых какая-то серьезная патология обнаруживается в одном из тысячи случаев, но минут пять мне пришлось копаться в мусорном ведре, чтобы отыскать ту самую цельную миндалину среди многочисленных обрезков. Санитарка долго извинялась, хотя я успокаивала ее и говорила, что ничего страшного не произошло, у всех бывают какие-то автоматизированные действия, главное, что нужный кусочек нашелся.

После завершения снимаю одноразовый фартук, перчатки и маску и возвращаюсь наверх, в кабинет. Мне нравится, что у нас есть униформа, хотя требований по длине или цветам к ней нет, особенно если просто сидишь в кабинете за микроскопом. Мой хирургический костюм – это доспехи. Я воспринимаю его как броню, от которой рикошетит любая боль, не пропуская ее внутрь меня. Такая мелочь как медицинская одежда неплохо справляется с психологической помощью, ведь при переодевании ты будто вместе с одеждой снимаешь с себя всю тяжесть прошедшего дня, оставляя переживания на работе. В стенах морга у тебя одна роль, вне его – другая.

Бейдж с Ф. И. О. и должностью носит только заведующий, остальные нет. А зачем? Нас и так все знают в лицо и по именам. Всего три врача на отделение. Ко мне