К Саше Цвингеру, что поздним вечером отвёз нас на станцию, мы вернулись, когда уже пригнали стадо. Немота деревенского дня сменилась вечерними звуками. Готовясь ко сну, деревня мычала, блеяла, властно кричала взрослыми и детскими голосами. Выпили парного молока и вспомнили ощущение того безумного блаженства, когда удавалось выпить не обрат, а тёплое, из-под коровы, молоко. Возможно, когда щедрых воспоминаний меньше, они становятся особенно сладостными?

День, как жизнь…

«Сколько мы успели!» – удивлялась Иза, довольная, что согласилась на поездку. Оказывается, ностальгия, по имени Степной Кучук, жила ещё в её подсознании и нашла удовлетворение в воспоминаниях…

Итог бесплатной работы

За десять лет нашей работы в колонии отряды превратились в своеобразные тюрьмы: их перегородили железными решётками – кое-где даже с крышей. Выходить из отряда можно только с ведома начальника.

Закон о всеобуче обязывает учиться до сорока лет, и наполняемость классов возросла до 40–45 человек. Непосещение занятий наказуемо, как нарушение режима, и после общей проверки, что проводится обычно на плацу, в школу строем приводят тех, у которых по документам нет среднего образования. Зная про «обязаловку», многие ещё на следствии заявляют, что у них «законченное» образование, однако без праздных «зеков» в отрядах работается легче – в документы смотрят не всегда.

В здании школы курить нельзя. В тёплое время выходят на улицу, в зимнее – курят у раскрытой двери с выходом во двор. Но едкий дым над потолком тянется туманом не только в другой, дальний, коридор – даже в классы. Я задыхаюсь и стараюсь на переменах не бывать в коридорах.

Кабинет мой рядом с учительской. Набираю в лёгкие воздух, зажимаю рот и нос, проскакиваю коридор – ив учительской выдыхаю: «О-о!» Беру журнал и делаю то же – уже в обратном порядке. С учениками классы наполняются запахом пота, солярки, дешёвых сигарет и махорки, что вынуждает открывать форточки даже в крепкие морозы. Уберечь верхнюю одежду: пальто, костюм, свитер – от колонийского запаха невозможно, и меня часто спрашивают, курю ли я.

Демонстративно не работают на уроках лишь единицы. Таких лучше не замечать – начинают изрыгать «негатив», который бывает трудно остановить. Слушают, однако, как маленькие дети, – не дыша. Несмотря на то, что для многих школа неприятная «обязаловка», головы их все же просвещаются.

Эрудиция осуждённых из года в год снижается. У некоторых даже хрестоматийные произведения не на слуху, а уж о Блоке, Астафьеве, Платонове многие «и слыхом не слыхивали». Раньше трудно было встретить таких, кто не знал бы Есенина, теперь и они есть. Несмотря на то что количество светлых голов становится, увы, всё меньше, они ещё всё же встречаются. В сочинениях на свободную тему в одиннадцатых классах не только упоминаются имена Цветаевой, Куприна, Бунина, Бальзака, А. Дюма, Конан Дойля, но и анализируется их творчество.

Когда мои бритоголовые пишут сочинения, я люблю их и забываю, что передо мною «зеки». Смотрю на них и удивляюсь, как Иванов, на вид добродушный малый, мог попасть по ю8 статье – за попытку к убийству; как Сидоров, шутник и «правдист», сел по 145 – за разбой; как Петров, скромница и воплощение совестливости, попал по 117 – за изнасилование? Спорю, когда всех причисляют к «отпетым». Думаю о суровых законах Запорожской Сечи без воровства, убийств и грабежей и на вопрос: «А если вернуть те суровые законы?» – ответа не нахожу.

Интересные, неординарные сочинения встречаются не только в «старших» классах, но и в «младших». Один из семиклассников оправдал как-то предательство Андрия, сына Тараса Бульбы. Предательство – не повод для поощрений, но доводы были настолько блестящи, что я часто зачитывала работу, как образец аналитической мысли.

– Самостоятельность – вот что главное! – восхищалась я. – С идеей произведения можно соглашаться или спорить, но делать это надо доказательно и литературно грамотно.

И, чтобы исключить доносы и обвинения за пропаганду «аморального сочинения», разъясняла достоинства и минусы его.

Программа 11-класса, проникнутая духом социалистического реализма, служила тем антителом, которое приводило осуждённых в воинствующее негодование. Выплёскивать «яд души» на уроках нельзя, но «выговариваться» всё же разрешаю. Крикунов много, но, как только ученик начинает путаться, жёстко обрываю:

– Учитесь ясно выражать мысль. Задача литературы не только в том, чтобы научиться понимать себя и других, но и в том, чтобы научиться красиво и грамотно говорить. Негодуйте, но умело, аргументированно.

С трепетом и уважением, как вожаков, слушают тех, у кого получается «выплёскиваться» по теме.

Кое-кто выписывал авторитетные и модные в ту пору журналы: «Новый мир», «Октябрь», «Юность», «Нева». Однажды один из учеников принёс такой журнал и интригующе заявил:

– В нём печатают интересный роман Ахто Леви «Улыбка фортуны» – «про зэков». Такую книжку и почитать, и обсудить интересно, так ведь не решитесь, побоитесь!

– Почему же? – иду я на компромисс. – Можем и почитать, и обсудить. Только при условиях. Первое: всем надо сдать сочинение по роману Горького «Мать». Срок сдачи – неделя. Второе: после прочтения романа Ахто Леви все опять должны будут сдать по сочинению. Над темами подумаю. Как – принимаете?

В ответ слышится: «Это нечестно!», «Учительница, а торгуется!», «На сочинения не согласны!»

– Хотите знакомиться с произведением, которое не предусмотрено программой, пожалуйста. Я беру на себя ответственность изменить программу, вы – сдать сочинения. На роман Ахто Леви уйдёт не менее двух месяцев, и если за это время в журнале напротив фамилии ученика не появится хотя бы одна оценка, меня уволят.

«Ладно, принимаем», «Давайте темы по Горькому», – соглашаются те, что хорошо учатся.

– Но к чтениям приступим лишь после сдачи всех работ.

– Ленивые не сдадут, а трудяги причём??

– Значит, читать не начнём.

– Вот те раз!

Воры «в законе», как правило, не учились и не работали, но в моём, «А» классе, один из таких воров всё же был. Было ему около сорока, учился он хорошо и «негатив» его, если ему вдруг хотелось его излить, был всегда резонным.

– Хорошо, Адольфовна. Проверим, как вы держите слово, а я гарантирую сдачу сочинений! – заверил он.

– Только работы должны сдать оба класса – «А» и «Б».

– Передайте через дневального список тех, кто не сдаст сочинения к пятнице. К понедельнику на вашем столе будут лежать все работы.

– Если это гарантируете, принесите завтра журнал – должна же я сама с романом познакомиться!

Через неделю портфель мой был забит тетрадями – все 8о сочинений требовали проверки. Нащупав способ, коим можно было из нерадивых