12 июля 1933 года

Дорогая мама:

Хочу поблагодарить тебя за почтовую открытку и коробку яблок, которая пришла сегодня утром. Я только что открыл коробку, яблоки, похоже, дошли в первоклассном состоянии. Не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как я в последний раз видел июньские яблоки, но, похоже, это было очень, очень давно. Не думаю, что здесь их много, да и на рынках они встречаются нечасто. У меня возникает искушение оставить их себе на память о былых временах, но я знаю, что они не сохранятся, и, кроме того, я знаю, что ты хотела, чтобы я их съел. Я не буду больше ничего писать, потому что я просто хотел сообщить тебе, что яблоки пришли в хорошем состоянии. Позже я напишу подробнее.

Я получил очень хорошее письмо – по сути, это была одна длинная хвалебная песнь – от писателя по имени Перси Маккей, который проводит лето в Ардене. Я давно знаком с его творчеством, потому что он пишет книги и пьесы уже много-много лет и хорошо известен. Я был очень рад получить его письмо, в котором речь шла о моем рассказе о поезде в журнале «Скрибнерс». Это было одно из лучших писем, которые я когда-либо получал от кого-либо.

Также день или два назад я получил открытку от Фреда, в которой он пишет, что только что вернулся из Хай-Пойнта и не успел съездить в Эшвилл, но говорил с тобой по телефону и что у тебя все хорошо. На обратном пути он также заехал к Мейбл. Я рад узнать, что у вас все хорошо и что времена, кажется, стали немного лучше, чем были. Спасибо за твое предложение помощи, но сейчас я в ней не нуждаюсь и надеюсь, что если все пойдет хорошо, то позже буду в лучшем состоянии.

В последнее время погода стала прохладнее, и я надеюсь, что худшее уже позади. Мне хотелось бы уехать на неделю или две в какое-нибудь место в горах, например в Бальзам, но не знаю, удастся ли это сделать до осени.

Это все, что я могу написать на данный момент. Еще раз спасибо за коробку яблок. Я шлю тебе наилучшие пожелания здоровья и счастья, надеюсь, что ты сразу же дашь мне знать, если я смогу чем-то помочь.

Том

Перси Маккей, автор книг «Кентерберийские пилигримы», «Жанна д'Арк», «Пугало», «Моя дорогая леди, встаньте», «Тайна Гамлета, короля Дании» и других, написал Вулфу, сказав: «Из тихой ниши в ваших собственных горах – ваших несравненных, бурных, пьющих землю, усыпанных звездами вершинах духа – я пишу вам эти слова истинной благодарности за то, что наконец-то в нетронутых словах, которые являются их аналогами, вы придали им выразительность с их собственным величием и плодовитостью. Вы сделали это в рассказе «Поезд и город», который навсегда стал одним из первых вдохновенных писаний». Он также написал Джону Холлу Уилоку из издательства «Скрибнерс», сказав: «Работы Томаса Вулфа… кажутся мне колоссальной вехой в нашей поэтической литературе, ибо все они – квинтэссенция поэзии, одновременно величественной и тонкой по силе». Ниже приводится благодарственное письмо Вулфа к Маккею.

Перси Маккею

19 июля 1933 года

Дорогой мистер Маккей:

…Не могу передать словами, как порадовали ваши письма не только меня, но и моих друзей Джека Уилока и Максвелла Перкинса из «Скрибнерс». Уилок был так рад вашему письму, что написал мне, процитировав длинный отрывок из него. Он один из самых добрых и мягких людей, которых я когда-либо знал, человек глубоких чувств и, как мне кажется, высокого поэтического дара, а его уважение к вам и ценность, которую он придает вашим суждениям, огромны.

Не знаю, знакомы ли вы с мистером Перкинсом, но думаю, что он с вами встречался. Во всяком случае, он видел вас, помнит вас и был в восторге от вашего письма. Он отличный редактор, тихий, хитрый и ненавязчивый, совершенно свой человек, думаю, самая необычная личность, которую я когда-либо знал. Он был в большем восторге от ваших писем, чем от большой продажи книги, и сделал одно из своих характерных замечаний, которые никогда не кажутся обычными, кажутся простыми и почти неважными, а на самом деле проникают в самую суть вещей. Кажется, он сказал, что знает вас и разговаривал с вами, но самое главное, что он сказал, – это то, что любой, кто увидит ваше лицо, не забудет вас. Теперь, зная, как перевести его немногословность на свой лад, я понимаю, что это величайшая дань уважения, которую можно отдать кому бы то ни было.

Для меня очень приятно осознавать, что человек вашего положения и зрелости сохранил гибкость, молодость и щедрость духа и может с радостью и искренне похвалить работу, которую делает молодой человек. Я надеюсь, что мой собственный дух всегда будет молодым и щедрым, ибо это, как мне кажется, и есть те сухожилия, та кровь, та живая оболочка жизни и страсти, которая переходит от одного поколения к другому и способна сохранить мир.

Жаль, что я не смогу поехать с вами в Марион, штат Вирджиния, в августе. [Маккей пригласил Вулфа посетить вместе с ним фольклорный фестиваль скрипачей и исполнителей баллад, который должен был состояться на горе Уайт-Топ неподалеку от Мариона]. Я был бы рад увидеть такое событие, которое было бы новым для меня, и если по какой-то случайности я вернусь домой примерно в это время, я думаю, что спрошу вас, смогу ли я поехать с вами, но если я не увижу вас этим летом или вернусь домой осенью, я надеюсь, что вы дадите мне знать, когда вы приедете в Нью-Йорк, и я буду с надеждой ожидать встречи с вами.

А пока все, что я могу сделать, – это еще раз поблагодарить вас за ваши грандиозные письма о дружбе и щедром энтузиазме. Я не могу надеяться сравниться с этими письмами ни в чем, кроме как в теплоте и искренности моей благодарности. Это я могу предложить и дать вам, и я посылаю это сейчас от всего сердца.

Вулф написал следующее письмо редакторам различных качественных журналов, пытаясь найти более широкое поле для продажи своих рассказов, чем «Скрибнерс». Однако несколько редакторов ответили, что произведения объемом от десяти до тридцати тысяч слов слишком длинны для рассказов, хотя могут быть опубликованы в виде новелл или публиковаться по частям. Это обескуражило Вулфа: он не стал подавать рукописи сам, но возобновил попытки найти литературного агента.