Управления писал 8 марта 1934 г.: «т. Артузову. т. Рахманин, член партии, окончил Военную Академию. Ранее 25–27 г. работал у нас на Дальнем Востоке в Харбине и в Шанхае. Английский язык знает, но недостаточно хорошо. Кое-какую агент[урную] работу проводил, но в нелегальных условиях не работал. Подходит для консульской должности на Востоке или для другой подобной работы. Его следовало бы прощупать и на всякий случай иметь в виду».
13 декабря 1927 г., наконец, благополучно разрешилась судьба экипажа судна «Памяти Ленина» и его пассажиров, захваченных 28 февраля 1927 г. войсками генерала Чжан Цзунчана и брошенных в тюрьму. Все они попадали под амнистию и после уплаты штрафа были выпущены. Специальным решением Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 января 1928 г., подписанным И. Сталиным, разрешалось «отпустить НКИД 280 тыс. долл. сверх уже переведенных 120 тыс. долл. для уплаты штрафа за экипаж парохода „Память Ленина“».
Закрытие официальных и полуофициальных представительств Советского Союза в Центральном и Южном Китае не оставляло перед Центром иного выбора, кроме перевода разведки на нелегальное положение.
В январе 1928 г. Я. К. Берзин представил, судя по всему в Коминтерн, записку «Оценку текущего положения в Китае», подготовленную 3-м (информационно-статистическим) отделом IV-м Управления. «В качестве предварительного замечания к оценке экономического положения в Китае, – счёл нужным оговорить начальник Разведупра, – следует отметить, что, имея в своём распоряжении многочисленные материалы по данному вопросу как и в иностранной, так и русской литературе, мы лишены возможности дать исчерпывающую картину экономки Китая, основанную на хотя бы примерных статистических данных. Все материалы по интересующему нас вопросу носят преимущественно описательный, а не точно статистический характер». А как же информация, добытая разведкой, или перед ней не стояла такая задача?
В своих оценках Берзин отстаивал неверный тезис о сохранении непосредственной революционной ситуации в Китае. Так, в частности, он писал: «Что же касается непосредственно текущего данного момента, то ближайшие 5–7 месяцев будут периодом накапливания и организационного сколачивания сил революции. Отсюда, как из анализа всей обстановки в Китае, с императивной неизбежностью вытекает положение, что развитие революционного движения в Китае будет расти и шириться».
Позднее итоги вооружённых выступлений второй половины 1927 г. Коминтерном были квалифицированы как спад и тяжёлое поражение «первой волны» революционного движения рабочих и крестьян. В тексте нет ни одного слова о последних событиях в Китае, о полном провале советской политики в поднебесной. Зато записка радует теоретическими рассуждениями: «Апрельская конференция московского партактива правильно отметила это второе противоречие, заменив трафаретный термин „феодал-милитаристы“ термином „феодал-капиталисты“». Итак, в итоге предлагалось заменить термин «феодал-милитаристы» термином «феодал-капиталисты». Не говоря уже о том, что сам термин «феодал-милитаристы» в части использования понятия «феодал» не совсем характеризовал аграрные отношения в Китае, так как слой крупных земельных собственников, сдававших в аренду землю крестьянам был весьма ограничен.
«Основным фактором в понимании китайской обстановки, отмечалось в „Записке“ Я. К. Берзина, – является то, что в результате временного поражения китайской революции власть в Китае не попала в руки буржуазии, также как она не попала в руки пролетариата. Власть в Китае находится в руках феодально-капиталистических клик. Китайская буржуазия как класс оказалась на поводу у этих клик. Однако здесь следует подчеркнуть, что феодально-капиталистические группировки таят в себе не только противоречия в борьбе друг с другом за территории, за право бесконтрольного грабежа, но и противоречия между феодально-крепостными элементами, которые они в основном отражают, и между тенденциями буржуазного характера».
Необходимость консолидации сил для противостояния и продолжения борьбы с северными милитаристами побудила лидеров Гоминьдана пойти на компромисс для создания дееспособного правительства и военного командования. После переговоров с лидерами различных группировок, проведённых в декабре 1927 г., Чан Кайши вновь занял в январе 1928 г. пост главкома НРА и председателя Военного совета.
Нарком иностранных дел Г. В. Чичерин считал, что политика СССР в отношении Китая в 1927 г. была ошибочной. Так, в письме И. В. Сталину 20 июня 1929 г. он подчёркивал, что «ложная информация из Китая повела к нашим колоссальным ошибкам 1927 г. (после прекрасной политики 1923–1926 гг.), вследствие которых так называемый „советский период китайской революции“ уже два года заключается в её полной подавленности». Вопрос, насколько советская политика в Китае в 1923–1926 гг. была «прекрасной», насколько поступавшая в этот период информация была адекватной складывавшейся в стране обстановке?
РСФСР [с декабря 1922 г. СССР] через Политбюро ЦК РКП (б) [с 1925 ЦК ВКП(б)] осуществляло руководство китайской политикой, опираясь на поступавшую информацию (казалось бы независимую) от целого ряда источников (казалось бы независимых) и в первую очередь, от Исполнительного комитета Коммунистического интернационала; от народного комиссариата иностранных дел; от Разведывательного управления штаба РККА с 1921 г., Разведывательного отдела Управления 1-го помощника начальника Штаба РККА с 1922 г., Разведывательного управления Штаба РККА с 1924 г., IV-го управления Штаба РККА с 1926 г.; от Иностранного отдела (ИНО) Государственного политического управления НКВД РСФСР с 1922 г.), ИНО Объединённого государственного политического управления при СНК СССР с 1923 г.
С первого момента своего проникновения в Китай Москва стремилась «не складывать яйца в одну корзину». Каждому потенциальному партнеру в Китае подыскивалась альтернативная фигура. Первоначально наряду с Сунь Ятсеном ставка делалась и на У Пэйфу. С появлением Чан Кайши в качестве противопоставления ему рассматривались кандидатуры генералов-милитаристов первоначально Тан Шэнчжи, в последующем – Чжан Факуя. И ещё – большие надежды возлагались на Ван Цзинвэя. Это – на Юге.
В Центральной части страны взращивался генерал-милитарист Фэн Юйсян с его национальными армиями, который благодаря советской помощи стал новым самостоятельным фактором военно-политической борьбы в Китае и мог быть противопоставлен Чан Кайши. Одновременно рядом с Фэн Юйсяном пестовался командующий 2-й национальной армии генерал Юэ Вэйцзюнь, в штаб армии которого были направлены советские военные советники. И на поддержку каждой кандидатуры помимо военных советников направлялись немалые финансовые и материальные средства. Результат такой поддержки известен.
Так ли был неизбежен разрыв с Гоминьданом? Чан Кайши являл собой противоположность генералам-милитаристам, он был партийным генералом, главнокомандующим армией, ядро которой было создано с помощью советских инструкторов и на советские деньги. Военные и политические специалисты, советская помощь были не просто нужны Чан Кайши, а жизненно необходимы. Он же был вынужден от всего этого отказаться, как представляется, не только из-за идеологических мотивов, но и из-за того, что ему не оставили, как он совершенно справедливо полагал, другого выхода. Чан Кайши не предвидел всех последствий такого шага, да и просчитать их было тогда невозможно.
А последствия эти таковы: многолетняя кровопролитная гражданская война всё с теми же врагами, которые время от времени становились союзниками, – с бывшими попутчиками по Северной экспедиции, с бывшими соратниками по Гоминьдану и, наконец, с бывшими боевыми товарищами – китайскими коммунистами, создавшими Красную армию