Мартин Чарльз Скорсезе
Диалоги о вере. Беседы с Мартином Скорсезе
Моей маме Грации и моему отцу Санти, которые научили меня видеть истории
Противоречие – это конфликт между жестокостью и отказом от жестокости. И я думаю, что для меня этот конфликт родился там, где я вырос, где я учился жизни.
Мартин Скорсезе
Martin Scorsese & Antonio Spadaro
Conversations on Faith
© 2024 La nave di Teseo editore, Milano This edition was published by arrangement with ELKOST International Literary Agency, Barcelona.
© Стрепетова М.И., перевод на русский язык, 2025
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025
Вступление
Нью-Йорк, 3 марта 2016 года, 13:00. День стоит холодный, но ясный. Открывается дверь дома Скорсезе, и меня, будто члена семьи, сразу ведут в кухню. Спрашивают, не хочу ли выпить кофе. Хорошего, итальянского. Отличная идея, тем более я подмерз. Приехал на встречу раньше времени и решил прогуляться по кварталу. Так что от предложения выпить кофе, к тому же итальянского, не откажусь. В гостиной меня встречает Хелен, жена Мартина. Я чувствую себя как дома.
Мы сидим на диване и долго разговариваем. Наконец появляется Мартин – быстрый шаг, приветливая улыбка. Беседа сразу переключается на наши общие итальянские корни. В некотором роде мы с ним земляки. Он уже знает, что я сицилиец, родом из Мессины. А Мартин, оказывается, из коммуны Полицци-Дженероза, что на полпути между Мессиной и Палермо. Точнее, там родился и жил его дед, однако Скорсезе именно эти места считает родными. А еще Полицци-Дженероза подарила миру таких известных людей, как мыслитель, литератор и политик Джузеппе Антонио Боргезе, а также кардинал Мариано Рамполла дель Тиндаро, государственный секретарь при папе римском Льве XIII, едва и сам не занявший этот пост.
Однако беседа наша вовсе не о них, а о том, как прошло детство Мартина, внука иммигрантов, в Нью-Йорке, о том, как он был служкой в церкви. Отсюда и проистекает типичная для его творчества смесь: кровные узы, насилие, святость. Богослужения казались прекрасными, церковные обряды – полными драматизма. Воспоминания эти сливаются с воспоминаниями мальчишки, который бессознательно прокладывает дорогу к своей первой съемочной площадке: своим воображением, своими мечтами и кошмарами, в которых полно как гангстеров, так и священников.
«В детстве мне очень повезло, жизнь свела меня с выдающимся священником, падре Принчипе. Я многому у него научился, в том числе проявлять милосердие к самому себе и к другим», – рассказывает Мартин. Возможно, во время нашей беседы он как раз представляет на моем месте падре Принчипе, тоже сицилийца. И тогда я понимаю, что для него религия связана не с ангелами, а с людьми.
«Благословение на территории дьявола» – этим выражением Фланнери О’Коннор[1], на мой взгляд, можно описать все творчество Скорсезе. Как-то он сказал мне, что его поразили такие строки из книги Мэрилин Робинсон [2]Absence of Mind: «Мы гениальны в своей созидательности и столь же гениальны в своей разрушительности». В результате человек становится необъяснимым в том смысле, что его нельзя разложить на отдельные разъяснения: это и есть «самая поразительная тайна нашего простого существования, нашей жизни и смерти». Мартин, как мне кажется, видит большую разницу между загадкой и тайной, ведь в случае тайны на вопрос нет исчерпывающего ответа. К тому же тайны не всегда превращаются в загадки.
Когда Мартин, будучи служкой, выходил из церкви на улицу, то всякий раз задавался вопросом: «Почему жизнь идет вперед, будто ничего не произошло? Почему ничего не изменилось? Почему никто не взволнован Телом и Кровью Христа?»
Почему тайна смерти и воскрешения никак не меняет мир? Вопрос острый, глубокий. Как Скорсезе удалось пронести его сквозь десятки лет своей жизни? Безусловно, благодаря кинематографу: от «Бешеного быка» до «Молчания»[3], между которыми было еще и «Последнее искушение Христа». Ради последнего он побывал в Иерусалиме. «Меня привезли к храму Гроба Господня», – рассказывает Мартин, добавляя, что преклонил колени у гроба Христа и произнес молитву, однако ничего не почувствовал. Само место, впрочем, произвело на него сильное впечатление. А потом, когда он вновь поднялся на борт одномоторного самолета… «Меня вдруг переполнило любовью…» Вот и ответ на тот самый вопрос: «Что-то все-таки изменилось». От Скорсезе я выхожу в половине четвертого, и на улице уже не так холодно. Домой иду пешком через Центральный парк.
В следующий раз мы встречаемся 25 ноября 2017 года, уже в Риме. Пять вечера. Я заранее приезжаю к отелю, где остановился Скорсезе, и с наслаждением рассматриваю закат, будто нарисованный кистью импрессиониста. Захожу внутрь, и буквально через пару минут следом за мной появляется Хелен. Ощущение такое, будто мы и не расставались. Садимся за столик выпить чая. То есть это я пью чай, а она заказывает стакан воды. За беседой едва не забываю, что вообще-то пришел на встречу к ее мужу. «Сейчас он придет», – говорит она, а я спрашиваю: «Кто?»
Встаю, чтобы поприветствовать Скорсезе. Он, как всегда, в темном костюме, только очки не на носу, а в руке. Рукопожатие теплое, как и его улыбка. Мы садимся, и вскоре нам подают хлеб и хлебные палочки (а к ним масло и соль), печенье бискотти и его любимый кофе с молоком. Наш столик стоит в углу красивого, но при этом скромного и уютного обеденного зала, который полностью в нашем распоряжении.
Мы возвращаемся к разговору о благословении, начатому еще в Нью-Йорке. В Индианаполисе Мартину сделали операцию на глазах, и он еще нескоро сможет читать, поэтому временно перешел на аудиокниги и без конца слушает Достоевского. Рассказывает мне про Карамазовых. Про то, как, слушая книги, то поддается игре своего воображения, то старается ее сдержать. Я сообщаю, что папа Франциск тоже любит Достоевского. «Интересно, – откликается Мартин, – а какая у него любимая книга?» Ему, говорю, больше всего нравятся «Записки из подполья». «И мне тоже! – восклицает он, подскочив на месте. – „Таксист“ – это ведь мои „Записки из подполья“!»
Наши диалоги возобновляются в июне следующего года, и я спрашиваю у Мартина, не хотел бы он поразмышлять о том, какие ошибки совершил на своем пути, ведь это будет полезно для молодых, еще только вступающих в жизнь. Он соглашается и принимает участие в подготовке книги «Мудрость времен»[4]. В ней собраны истории, которые люди постарше рассказывают молодежи, таким образом создавая связь между поколениями. Среди тех, кто отвечал на мои
