одна 
Приберёт и приготовит.
 Им она не прекословит,
 Не перечат ей они.
 Так идут за днями дни.
  Братья милую девицу
 Полюбили. К ней в светлицу
 Раз, лишь только рассвело,
 Всех их семеро вошло.
 Старший молвил ей: «Девица,
 Знаешь: всем ты нам сестрица,
 Всех нас семеро, тебя
 Все мы любим, за себя
 Взять тебя мы все бы ради,
 Да нельзя, так бога ради
 Помири нас как-нибудь:
 Одному женою будь,
 Прочим ласковой сестрою.
 Что ж качаешь головою?
 Аль отказываешь нам?
 Аль товар не по купцам?»
   «Ой вы, молодцы честные,
 Братцы вы мои родные, —
 Им царевна говорит, —
 Коли лгу, пусть бог велит
 Не сойти живой мне с места.
 Как мне быть? ведь я невеста.
 Для меня вы все равны,
 Все удалы, все умны,
 Всех я вас люблю сердечно;
 Но другому я навечно
 Отдана. Мне всех милей
 Королевич Елисей».
   Братья молча постояли
 Да в затылке почесали.
 «Спрос не грех.
       Прости ты нас, —
 Старший молвил поклонясь, —
 Коли так, не заикнуся
 Уж о том». —
       «Я не сержуся, —
 Тихо молвила она, —
 И отказ мой не вина».
 Женихи ей поклонились,
 Потихоньку удалились,
 И согласно все опять
 Стали жить да поживать.
   Между тем царица злая,
 Про царевну вспоминая,
 Не могла простить её,
 А на зеркальце своё
 Долго дулась и сердилась;
 Наконец об нём хватилась
 И пошла за ним, и, сев
 Перед ним, забыла гнев,
 Красоваться снова стала
 И с улыбкою сказала:
 «Здравствуй, зеркальце! скажи
 Да всю правду доложи:
 Я ль на свете всех милее,
 Всех румяней и белее?»
 И ей зеркальце в ответ:
 «Ты прекрасна, спору нет;
 Но живёт без всякой славы,
 Средь зелёныя дубравы,
 У семи богатырей
 Та, что всё ж тебя милей».
 И царица налетела
 На Чернавку: «Как ты смела
 Обмануть меня? и в чём!..»
 Та призналася во всём:
 Так и так. Царица злая,
 Ей рогаткой угрожая,
 Положила иль не жить,
 Иль царевну погубить.
   Раз царевна молодая,
 Милых братьев поджидая,
 Пряла, сидя под окном.
 Вдруг сердито под крыльцом
 Пёс залаял, и девица
 Видит: нищая черница14
 Ходит по́ двору, клюкой
 Отгоняя пса. «Постой,
 Бабушка, постой немножко, —
 Ей кричит она в окошко, —
 Пригрожу сама я псу
 И кой-что тебе снесу».
 Отвечает ей черница:
 «Ох ты, дитятко девица!
 Пёс проклятый одолел,
 Чуть до смерти не заел.
 Посмотри, как он хлопочет!
 Выдь ко мне». – Царевна хочет
 Выйти к ней и хлеб взяла,
 Но с крылечка лишь сошла,
 Пёс ей под ноги – и лает,
 И к старухе не пускает;
 Лишь пойдёт старуха к ней,
 Он, лесного зверя злей,
 На старуху. «Что за чудо?
 Видно, выспался он худо, —
 Ей царевна говорит: —
 На ж, лови!» – и хлеб летит.
 Старушонка хлеб поймала:
 «Благодарствую, – сказала. —
 Бог тебя благослови;
 Вот за то тебе, лови!»
 И к царевне наливное,
 Молодое, золотое
 Прямо яблочко летит…
 Пёс как прыгнет, завизжит…
 Но царевна в обе руки
 Хвать – поймала. «Ради скуки
 Кушай яблочко, мой свет.
 Благодарствуй за обед».
 Старушоночка сказала,
 Поклонилась и пропала…
 И с царевной на крыльцо
 Пёс бежит и ей в лицо
 Жалко смотрит, грозно воет,
 Словно сердце пёсье ноет,
 Словно хочет ей сказать:
 Брось! – Она его ласкать,
 Треплет нежною рукою;
 «Что, Соколко, что с тобою?
 Ляг!» – и в комнату вошла,
 Дверь тихонько заперла,
 Под окно за пряжу села
 Ждать хозяев, а глядела
 Всё на яблоко. Оно
 Соку спелого полно,
 Так свежо и так душисто,
 Так румяно-золотисто,
 Будто мёдом налилось!
 Видны семечки насквозь…
 Подождать она хотела
 До обеда; не стерпела,
 В руки яблочко взяла,
 К алым губкам поднесла,
 Потихоньку прокусила
 И кусочек проглотила…
 Вдруг она, моя душа,
 Пошатнулась не дыша,
 Белы руки опустила,
 Плод румяный уронила,
 Закатилися глаза,
 И она под образа
 Головой на лавку пала
 И тиха, недвижна стала…
   Братья в ту пору домой
 Возвращалися толпой
 С молодецкого разбоя.
 Им навстречу, грозно воя,
 Пёс бежит и ко двору
 Путь им кажет. «Не к добру! —
 Братья молвили: – печали
 Не минуем». Прискакали,
 Входят, ахнули. Вбежав,
 Пёс на яблоко стремглав
 С лаем кинулся, озлился,
 Проглотил его, свалился
 И издох. Напоено
 Было ядом, знать, оно.
 Перед мёртвою царевной
 Братья в горести душевной
 Все поникли головой
 И с молитвою святой
 С лавки подняли, одели,
 Хоронить её хотели
 И раздумали. Она,
 Как под крылышком у сна,
 Так тиха, свежа лежала,
 Что лишь только не дышала.
 Ждали три дня, но она
 Не восстала ото сна.
 Сотворив обряд печальный,
 Вот они во гроб хрустальный
 Труп царевны молодой
 Положили – и толпой
 Понесли в пустую гору,
 И в полуночную пору
 Гроб её к шести столбам
 На цепях чугунных там
 Осторожно привинтили
 И решёткой оградили;
 И, пред мёртвою сестрой
 Сотворив поклон земной,
 Старший молвил: «Спи во гробе;
 Вдруг погасла, жертвой злобе,
 На земле твоя краса;
 Дух твой примут небеса.
 Нами ты была любима
 И для милого хранима —
 Не досталась никому,
 Только гробу одному».
   В тот же день царица злая,
 Доброй вести ожидая,
 Втайне зеркальце