звоню в полицию. Нет, сначала маме! Или тёте Ксю?!
– Простите, а это там не Марик? – спросил Лев, указывая на дорожку.
Аня остолбенела и чуть не выронила телефон. По дорожке шли мама с охапкой книжек и тётя Ксю, державшая за руку Марика. Беглец выглядел довольным жизнью: он ел очередное мороженое и блаженно щурился на мир. Увидев Аню, он приветственно замычал, замахал рукой и уронил шарик мороженого на асфальт. Пока тётя Ксю, увлечённая беседой с мамой, этого не заметила, малыш ловко нагнулся, подхватил его и запихал в рот.
Аня вскочила на ноги.
– Да оставь его! – сказал Гриша. – Он так иммунитет вырабатывает. Чем больше дряни съест, тем лучше.
Но Аня его уже не слышала. Она в несколько прыжков приблизилась к Марику, нависла над ним грозовой тучей и протянула руки к очаровательному маленькому братишке с таким выражением лица, что тот пискнул и спрятался за тётю Ксю.
– О, Анечка! – обрадовалась мама. – А к нам Марик прибежал, мы же договаривались с той стороны встретиться. Мы книжек накупили, посмотри.
– С той стороны? – огляделась Аня. – Так это и есть Дом литераторов! То есть… я хочу сказать, конечно же! Это же Дом Литераторов, поэтому он и тут. И мы тоже тут. Ага. Всё-таки он у вас очень сообразительный, тёть Ксень.
Тётя Ксю лучезарно улыбнулась, гладя Марика по голове. Тот высунулся из-за мамы, стрельнул в Аню хитрым взглядом огромных чёрных глаз и вытер руки о мамину юбку.
– Ну ладно, мне пора, – сказал наблюдавший эту сцену издалека Гриша. – Спасибо вам за помощь! – Он повернулся к поэту. Тот строчил в блокноте (и откуда только его вытащил?), периодически кусая карандаш.
– Это гениально! – прошептал Карасиков. – И как я не додумался! Спасибо! – Он от души потряс руку Григория.
– Пожалуйста, – ответил Гриша с недоумением. – А за что?
– За идею, дорогой, за идею! Как мне самому это в голову не пришло? Им-му-ни-тет! – Поэт Карасиков воздел указательный палец. – Я напишу поэму о детском иммунитете! Познавательную! Пусть мальчик… м-м-м… допустим, Марк, отправится гулять в парк.
– Та-а-ак… – протянул Гриша, начиная догадываться. – А по пути он, значит, будет всё пробовать?
– Да! – Голубые глаза поэта сияли восторгом. – Всё подряд! Щепки, сучки и травинки, картонки и…
– Жабьи икринки, – подсказал Гриша.
– Спасибо! Листья, грязь, червяков! А также… э-э-э…
– …ночных мотыльков!
– Что ж лопаешь ты всё подряд!
– Ему все вокруг говорят! – подхватил Гриша.
– А он отвечает: «Нет, нет! Я им укреплю мунитет!»
– А так точно можно? – засомневался Григорий. – Как-то неправильно.
– Точно! – поэт Карасиков ликующе щёлкнул карандашом по блокноту. – Авангардная рифма, авторизм, все дела! Что бы я без вас делал, дорогие дети! Ну всё, побегу запишу, пока не забыл.
Он ещё раз потряс Гришину руку, а потом, придерживая соломенную шляпу, зашагал, будто журавль, и вскоре скрылся в зелёной глубине парка.
– Ну вот, мы нашли Марка, а поэт нашёл вдохновение, – сказала Аня, вернувшись к Грише. – Пойдём есть мороженое, я голодная, как Годзилла.
– Да, только я не уверен, что его поэму напечатают, – задумчиво проговорил Гриша. – Всё-таки Лев Карасиков опередил своё время… Если что, я буду клубничное!
И отправился в буфет Дома творчества вслед за сестрой. Кажется, в этом Переделкине не так уж и плохо. Не сравнить, конечно, с местами гнездования крякв, но тоже ничего.