По той порохе, по белому по снежку

Не белый горностай следы прометывал, —

Ходил, гулял купав молодец

Чурила сын Пленкович,

Ронял он гвоздочки серебряные,

Скобочки позолоченные.

Да вслед ходя, малые ребятушки

Собирали гвоздочки серебряные,

Да тем ребята головы кормят.

Загулял Чурила ко Бермяты высоку терему,

Да Бермяты во дому не случилося,

Одна Катерина прилучилася,

Отворяла окошечко косящетое:

«Добрый молодец, премладой Чурила Пленкович!

Пожалуй ко мне во высок терем,

Станем, Чурила, мы во шахматы играть».

Пришел Чурила во высок терем.

Брала Катерина доску хрустальную,

Шахматы брала серебряные,

Начали они играть в шахматы.

Говорила Катерина Микулична:

«Ай же ты, премладой Чурила Пленкович!

Я тебя обыграю – тебя бог простит,

А ты меня обыграешь – тебе сто рублей».

Первый раз сыграли – Чурила выиграл,

Взял с Катерины сто рублей.

Другой раз сыграли – Чурила выиграл,

Взял с Катерины двести рублей.

Третий раз сыграли – Чурила выиграл,

Взял с Катерины триста рублей.

Бросала Катерина доску хрустальную,

Шахматы бросала серебряные,

Брала Чурилу за руки белые:

«Ай же ты, премладой Чурилушка сын Пленкович!

Не могу я играть с тобою в шахматы,

Могу только глядеть на красоту твою,

На твои кудри желтые,

Помешался у меня разум в буйной голове,

Помутились у меня очи ясные,

Глядючись, Чурила, на твою красу».

Вела она Чурилу к себе в спаленку теплую,

На кровать тесовую, на перину пуховую.

Начали они с Чурилой забавлятися.

А была у Бермяты девка-чернавка,

Ходит она по терему, журчит-бурчит:

«Хороша ты, Катерина дочь Микулична!

Пойду к Бермяте – наскажу ему».

Да того Катерина не слушает,

На кровати с Чурилой забавляется.

Пошла девка-чернавка во Божью церковь,

Господу Богу помолилася,

Святым иконам поклонилася.

Говорила Бермяте таковы слова:

«Ай же ты, старый Бермята сын Васильевич!

Стоишь ты во церкви, Богу молишься,

Над собой невзгоды не ведаешь, —

У тебя в садах не по-старому,

Заскочил в сады твои чужой конь,

Стоптал у тебя зелену́ траву.

А в терему у тебя гость гостит незваныий,

С твоей женой забавляется».

Говорил Бермята девке-чернавушке:

«Правду говоришь, девка, – пожалую,

А неправду говоришь – срублю голову».

Пошел Бермята ко своему терему высокому,

Застучал во кольцо серебряное, —

Спит Катерина, не пробудится;

Застучал Бермята во второй раз —

Спит Катерина, не пробудится;

Застучал Бермята во третий раз

Во всю силу богатырскую,

Терем-то зашатался весь,

Маковки на тереме покосилися.

Услышала Катерина Микулична,

Выбегала в одной рубашечке без пояса,

В одних чулочках без чоботов,

Отпирала ворота широкие.

Говорил Бермята сын Васильевич:

«Что это ты, Катерина, не снарядна идешь?

Ныне у нас ведь честный праздничек,

Христово Благовещенье».

А Катерина умела ответ держать:

«Ай же ты, старый Бермята сын Васильевич!

Мне ныне нездоровится,

Болит от угару моя головушка».

Пришел Бермята во высок терем,

Увидел платье Чурилово:

«Хороша ты, Катерина Микулична!

Я это платье на Чуриле видал».

А Катерина умела ответ держать:

«Это у моего братца любимого

С Чурилой цветным платьицем поменяно,

Они ныне с Чурилой побраталися,

Цветным платьицем поменялися».

Берет Бермята саблю вострую,

Идет в спаленку теплую.

Лежит Чурила на кровати слоновых костей,

На мягкой на перине пуховоей.

Да не красная зорюшка просве́тила,

Вострая сабелька прома́хнула,

Да не скатная жемчужина скатилася,

Чурилова головушка свалилася,

Падала на пол Чурилова головушка,

Желтые кудерышки по полу рассыпалися.

Услышала Катерина Микулична,

Брала Катерина булатный нож,

Выходила она на широкий двор,

Ставила нож черенком во сыру землю,

Бросалась на булатный нож грудью белою.

Так и сгинуло тут две головушки.

Михайло Козарин

Старина тридцать восьмая. В Киев ко князю Владимиру приезжает богатырь Михайло Козарин. Князь Владимир берет его к себе на службу и посылает настрелять дичи. Михайло освобождает от татарского плена свою сестру.

Как из далеча-далеча чиста поля

Выезжает удалый добрый молодец

Михайло Козарин Петрович млад.

Его род-племя не в любви держал,

Батюшка с матушкой не жаловали,

И ездил он один в поле двадцать лет.

А и едет он ко городу Киеву,

Едет ко ласкову князю Владимиру,

Чудотворцам в Киеве молитися,

И Владимиру князю поклонитися,

Послужить верою и правдою.

Как и будет он в городе Киеве,

Середи двора княженецкого,

Скочил Козарин со добра коня,

Привязал коня к дубову столбу,

К дубову столбу, к кольцу булатному,

Идет во гридню во светлую,

Ко великому князю Владимиру,

Молился Спасу со Пречистою,

Поклонился князю со княгинею

И на все четыре стороны.

Говорил ему ласковый Владимир-князь:

«Гой еси, удалый добрый молодец!

Коей ты земли, коего города,

Еще как тебя, молодца, именем зовут?

А по имени тебе можно место дать,

По отечеству можно пожаловать».

Говорит удалый добрый молодец:

«Я из славного города из Галича,

А зовут меня Михайло Козарин Петрович млад,

Хочу послужить тебе, государь Владимир-князь,

Послужить тебе верой-правдою».

А в ту пору стольный Владимир-князь

Наливал ему чару зелена вина,

Не велика мера – в полтора ведра,

И турий рог меду сладкова в полтретья ведра.

Принимает Козарин единой рукой,

А и выпил единым духом.

Говорил ему ласковый Владимир-князь:

«Гой еси ты, Михайло Козарин млад!

Сослужи ты мне службу верную,

Съезди ко морю синему,

Настреляй гусей, белых лебедей,

Перелетных серых уточек

Ко моему столу княженецкому, —

До́ люби я молодца пожалую».

Козарин князя не ослушался,

Помолился богу, сам и вон пошел,

И садился он на добра коня,

И поехал ко морю синему,