Сорока хлопала крыльями и каркала, летая между отцом и сыном и резко опускаясь на поверхность воды.

– Не сейчас, Сорока, – предупредил Спицын отец.

– Думаю, она пытается нам чтой-то сказать…

– Дай-ка мне мою шкатулку с сокровищами, – велел Па. – И поскорее, нам нужно услышать историю ручки от ящика из дома прежде, чем станет совсем поздно.

Выпустив папины ладони из своих, Спица потянулся к лямкам заплечной сумки.

– О, нет! Па! Ее ж нет. Я, кажись, оставил ее где-то…

Папа отмахнулся от Сороки, которая явно пыталась обратить на себя внимание, и схватил Спицу за плечи.

– ГДЕ? Думай, сынок. Нам нужно ее найти! Мы смогли попасть сюда, держа в руках сокровище из тысяча девятьсот двадцать восьмого года, так что для того, чтобы покинуть это время, мы обязаны проделать то же самое с сокровищем из нашего времени. Это единственный шанс.

– Не знаю, Па! Хотя… В фургоне, точно ж! Я оставил сумку тама, ну, где мы нашли себе одежку официантов. – Спица попытался вскарабкаться на стену и вылезти наружу через лаз. Ему на голову хлынул настоящий водопад. – Подожди меня здесь, Па, – решил он, – тока сначала помоги чутка. Подтолкни меня вверх-то. – Спица поднял ногу, но прежде, чем папа подставил опору, Сорока больно клюнула его в икру. – Да уйди ж ты, Сорока! Па, давай!

– Спица, на поиски ручки у нас уже нет времени, – сказал папа. Он наклонился и ударил ладонью по воде, пытаясь определить, с какой скоростью поднимается ее уровень. – Нам обоим нужно отсюда выбираться. – Он схватил Спицу за ногу и подтолкнул его вверх.

Мальчик просунул голову и плечи в лаз. Река вздулась еще сильнее, и вода хлынула внутрь мощным потоком. Мальчик попытался удержать голову над водой, но было слишком поздно. Ему пришлось отступить.

Он приземлился на колени и попытался встать. Воды уже было почти по пояс. Река медленно завоевывала комнату над третьей аркой моста, дюйм за дюймом, секунда за секундой заполняя ее, стремясь к потолку.

– Влезай ко мне на плечи, сынок! БЕЗ РАЗГОВОРОВ!

Спица забрался на плечи к отцу и глубоко вздохнул, прежде чем снова высунуть голову наружу. Как и в прошлый раз, его отбросило назад потоком воды, и он упал на пол комнаты. Стоило ему поднять голову над поверхностью, как Сорока буквально атаковала его: начала хлестать крыльями по рукам, дергать за волосы. Потом больно клюнула прямо в затылок. Спица замер. Последние слова, которые сказал ему Мастер Шарп, эхом зазвучали в его мозгу: «Ей ты можешь доверить свою жизнь».

– ЧТО Ж ЗА ДЕЛО? – закричал Спица и упал на бок. Он уперся ладонями в пол и изо всех сил оттолкнулся от него. Вода уже поднялась до уровня груди. Сердце тисками сжал страх: сейчас они утонут. Он поднял обе руки вверх и размахивал ими в поисках отца.

Когда Па крепко обнял его, Спица почувствовал, как крыло Сороки нежно коснулось его правой руки. И вот он уже сжимал в кулаке что-то невероятно знакомое.

Это был сделанный его собственными руками подсвечник, который он собрал и подписал для мамы в своей тихой мастерской-сокровищнице всего несколько дней назад, но с тех пор миновало уже более шестидесяти лет.

Вода все поднималась, Спица положил голову на грудь отцу, а Сорока, усевшись мальчику на плечо, прижалась к его щеке. Ладонь, в которой лежал подсвечник, пронзило ледяным холодом. Мальчик закрыл глаза и зашептал:

– Я расскажу тебе, значится, историю этого подсвечника. Мама, моя бедная мамочка-то ждала и молилася за нас каждый божий день, слышишь, Па. Она выходила на берег прям с самым восходом солнца, стояла тама у Петельного моста, потом шла аж до самой тюрьмы-то. Иногда она, глядишь, снимала ботинки, закапывала пальчики ног, ну, в гальку, и не заботилася, что, может, ее ктой-то и увидит вдруг. А еще каждый вечер она зажигала ж свечку, ставила ее сюдой, ну, в подсвечник и садилася в твое кресло, Па. Она знала, вот как, что я-то отправился далеко-далеко, чтобы найти тебя. И тады она поискала еще, и вот, твоя пустая сумка нашлася – тута, в комнатке над третьей аркой-то, и мама оставила нам этот подсвечник. Па, это ж настоящее сокровище для нас, точно. Такая вот была история шестьдесят лет назад, а может, и больше.

Когда вода поднялась настолько, что уже нельзя было дышать, мальчик почувствовал то, чего так ждал: нежные объятия мамы, порыв теплого воздуха с запахом дыма и еще чего-то вкусного, что варилось в котелке на плите. И все, что он слышал в этот момент, – это мелодия ее любимой желтой песенки, которую она мурлыкала себе под нос.

Они были дома.

Глава двадцать седьмая

Холодный январский воздух проскользнул в дом, как вор. Не успела старая входная дверь отскочить, стукнувшись, от побеленной стены, как незваный гость облетел комнату, сгреб в охапку завитки дыма и без зазрения совести забрал с собой теплый дух и аромат дома.

Мистер Удачетт сделал всего один шаг – и осел на колени. Кресло-качалка еще продолжала свои движения взад-вперед перед горящей печью, а мама Спицы уже, подбежав, обнимала их, крепко прижимая родные головы к своей теплой шее. И отец, и сын почувствовали жар ее ладоней на затылках. Она три раза легонько сжала им головы: Я – вас – люблю. Ничего не говоря им, она просто покачивалась и напевала свою любимую песенку о милом доме.

В голове Спицы заиграли сполохи салютов мягкого желтого цвета, словно все покрылось легкими лепестками примулы. Каждая его мысль была пронизана чистым счастьем. Чистой радостью.

Приподняв подбородок сына, мама заглянула глубоко ему в глаза. Конечно, она заметила в них что-то совершенно новое. Но улыбка, которая становилась все шире, и еле заметный кивок не оставили никаких сомнений: мама давно ожидала этих изменений. Она увидела, что в душе сына поселилась храбрость.

Наконец она смогла говорить.

– Мой смелый-смелый мальчик. Ты вернул домой самое важное сокровище, что есть на свете.

Глава двадцать восьмая

Ранним утром в понедельник Глори подошла к Петельному мосту или, по крайней мере, к тому, что от него осталось. Две из пяти арок обрушились, блоки унесло на многие мили вниз по реке в сторону устья. Мастер