Вовка поднял руку с сандалией и посмотрел на неё. Как будто не мог понять, что это у него в руке. А когда понял, он её с какой-то злостью отбросил в сторону и, всё так же держась второй рукой за лоб, проследовал к своей кровати. Завалился на неё и отвернулся к стенке. Молча.

Мы переглянулись и попытались связать эти события между собой. Подошли к Вовке, чтобы лично от него узнать, что это было. Но тут в дверь постучались.

– Можно? – послышался тонкий девчачий голос.

Генка был ближе всех к двери и открыл её. Он как раз подошёл и поднял ту сандалию. В проёме стояла та самая девочка, которая заставила краснеть мои уши.

– Можно? – снова спросила она и указала на обувь в руке Генки.

Генка молча протянул ей сандалию.

– Дурак, – судя по всему, она адресовала это Вовке. – Стучаться не учили? – и, развернувшись, ушла.

Мы снова обратили свои взоры на Вовку.

– Сама она дура, – возразил он, потирая лоб, на котором начала образовываться шишка. – Любовь твоя, – это он уже мне адресовал.

Далее мы выяснили, что Вовка, покинув нашу комнату и выйдя в коридор, понял, что туалет в корпусе не предусмотрен. Только умывальник. Он хотел было уже узнать у вожатого, где, собственно, сам туалет, но услышал, как весело в комнате девочек. Они там над чем-то громко смеялись. Вовка захотел посмотреть, над чем они так смеются, и пошёл на девчачий смех. Как только он открыл дверь, звуки веселья сменились на тревожные визги. Он, всё ещё улыбаясь, стоял в двери и хотел даже сказать что-то вроде «здрасьте», как в тот же самый миг ему в лоб что-то прилетело. Что моментально отбило у него желание веселиться и даже выяснять причину веселья. Не так он себе это представлял, стоя перед дверью спальни девочек. Непроизвольно захватив с собой трофей в виде сандалии, которую он машинально поймал, хотя было уже поздно, Вовка бегом ретировался в нашу комнату.

Я согласился с утверждением девочки, что он дурак, но не согласился с утверждением Вовки, что это моя любовь. Я надеялся, что все уже забыли про тот инцидент. Даже я успел о ней забыть.

Спустя некоторое время Алексей позвал всех строиться на обед.

– Так. Стоять, – вожатый остановил Вовку. – А это откуда?

Вовка потрогал шишку на лбу и покосился в сторону девочек.

– Так. Понятно, – Алексей отпустил Вовку и, дождавшись, пока мы все построимся, продолжил:

– Итак. Что мы имеем? День заезда, а у нас один перелом руки и минус одна вожатая, – начал он загибать пальцы. – Фингал, – посмотрел на Шурика. – Шишка, – закончил он на Вовке. И это самый младший отряд. Честно говоря, я думал, что мне придётся нянчиться с вами. Сопли вытирать. Но я ошибался. Вам нужен не вожатый, а укротитель тигров.

Алексей ходил вдоль строя и продолжал делиться своим мнением о нашем отряде. Выслушав очередную лекцию, мы наконец-то тронулись нестроевым шагом в сторону столовой. Алексей, конечно, пробовал придать нашему маршу ритм, отсчитывая: «Левой! Левой! Раз-два-три!». Но потом махнул рукой и, плюнув на эту затею, бросил свои попытки. Но пообещал, что скоро мы научимся ходить строем. И нам самим это даже понравится.

Столовая нас встретила запахом котлет и транспарантом «Приятного аппетита!». Рядом угрожающе висел плакат: «У пионера порядок такой: поел – убрал за собой!». Помимо призывов убирать посуду, нас встречала радушная улыбка поварихи. Уж кто-кто, а она, судя по её комплекции, точно любила свои котлеты.

Тётенька в медицинском халате на входе нас всех сначала взвесила. На полу стояли весы, и мы по очереди на них вставали. Она записывала наши данные в специальную тетрадку. Номер отряда, фамилию, имя, вес.

– Это зачем? – поинтересовался у меня Вовка, ожидая своей очереди.

Я пожал плечами, но предположил, что на выходе нас опять будут взвешивать. Чтобы проверить, сколько мы съели.

– А что будет, если, например, обед на полкило, а мой вес на столько не прибавился? – не отставал Вовка.

– Тогда тебя отправят обратно доедать, пока не доберёшь полкило, – ответил за меня Шурик.

Я, конечно, предполагал, что моя версия далека от реальности, а Шурик просто пошутил. Но Вовке это не понравилось. Он не очень-то любил доедать. Особенно суп. Вовка озадачился.

Нас ждал длинный стол на весь отряд. Рассевшись за столом, мы получили свой первый пионерский обед, состоящий из куриного супа с лапшой, котлеты с картофельным пюре и компота. Посмотрев на свою скромную котлету, я понял, почему повариха такая добрая. Судя по всему, большая часть этой котлеты, как, впрочем, и других, осела в ней. Ведь не могут же котлеты быть такими маленькими. Вот то ли дело котлеты у бабки. Там от одной котлеты можно было полкило прибавить.

Однажды, когда бабка жарила котлеты, я, как обычно, крутился рядом. Вовка тогда ещё не ездил со мной.

– Никак солитёр твой проголодался? – посмотрела она на меня, переворачивая котлеты. – Сейчас накормим его.

Я не знал, кто такой солитёр, и тем более не собирался никого кормить. Мне самому очень хотелось котлет. В идеале просто положить её на кусок хлеба и снова убежать на улицу. Вот так я и стоял на кухне, пуская слюни и ожидая котлет. Бабка убавила огонь, накрыла сковороду крышкой и, сказав: «Потерпи, малёха», вышла. Мне показалось, что это «потерпи» она произнесла с какой-то издёвкой. Видит, что ребёнок есть хочет, а она поиздеваться решила.

Я решил не вестись на её издёвки: как только она ушла, сразу прибавил огонь под сковородкой и, довольный своей смекалкой и хитростью, пошёл в зал. Я решил, что она специально огонь убавила, чтобы помучить меня в ожидании. Затем я подумал, что процесс можно ещё ускорить, вернулся на кухню и выкрутил ручку газа на полную. По дому распространялся запах почти готовых котлет. Дабы не томить себя этим ожиданием, я, как и бабка, вышел на улицу. Подальше от этого запаха. Я был готов уже воздух с запахом котлет хватать ртом. Так мне сильно хотелось есть.

Сижу я на лавочке, ловлю мух ртом вместо котлет и жду. Вдруг слышу в доме бабкин крик. С грохотом распахивается окно, и в огород вылетает шипящая сковорода. Судя по всему, с теми самыми котлетами. Кошки врассыпную, а я замер. Чувствую, что что-то не так. Выглядывает из окна бабка и, посмотрев по сторонам, находит взглядом меня.

– Газ крутил?

Не знаю, откуда у меня столько смелости