спит после вкусного обеда. 
И все-таки Захар кое-что понял. Раньше все неприятности заключались для него в «узнают, не узнают». Теперь обнаружилось, что бывают и куда более жестокие муки — перед самим собой. И даже лучше было бы, если б узнали, если б влепили как следует…
 Но никто ничего не знал, и от этого Захару было еще горше.
 И наконец он понял (опять не словами, а там где-то, внутри себя), что дело, которое они затеяли с Жекой, — позорное дело. И надо немедленно его прекращать.
 Тотчас в голове его родился неожиданный и дерзкий план. Правда, он подставлял себя под неминуемый удар. Но это было даже лучше — рассчитаться с самим собой.
 Он вышел из лазарета — человек-невидимка, а вернее, человек, который никому не интересен. Шаги его были решительные, даже слишком решительные, и вместе с тем какие-то хрупкие.
 В распахнутом окне Замка покаяния сидела Аня, старшая пионервожатая. Уж лучше бы начальник! Аня, со своей особой четкостью и подтянутостью, никогда не простит Захару то, что он собирался сейчас совершить.
 Захар всунулся в окно, для большей верности отдал пионерский салют и сказал:
 — Аня, вас зовет Олег Семенович… Он на футбольном поле, на стадионе. — Про стадион Захар наврал, чтоб услать Аню подальше.
 Вожатая подняла глаза от какой-то бумаги, посмотрела на Захара… внимательно так… потом улыбнулась:
 — Спасибо.
 Встала и ушла.
 — Давай вылезай по-быстрому! — сказал Захар.
 И сейчас же из шкафа вылез, почти что выпал, Жека. Он готов был расцеловать своего адъютанта:
 — Ну, Захарище! Даешь стране угля! — И на предельной скорости бросился к уборной, крикнув: — За мной!
 И тут Захар обнаружил в себе неожиданную перемену. Жека перестал быть его кумиром. Он был просто узкоплечим Женькой Тараном, который, сам не зная чего, смотрит на всех искоса и который сейчас довольно-таки позорно бежал в уборную, чтобы не наделать в штаны.
 Захар постоял еще минуту, но потом все же пошел за Жекой: надо было как-то закончить это дело.
 Когда он подошел, Жека уже вылез на свет божий, и лицо его изображало мир и счастье. Он уже почти забыл о подвиге Захара.
 — Э! Ну ты чего там плетешься?
 — Я ухожу на тихий час. Все!
 Несколько секунд они смотрели друг на друга.
 У Жеки тоже было не так уж много слов для обозначения всяких оттенков чувств. Но он многое понял, глядя в захаровские глаза, и обо многом догадался. Ему бы сказать что-нибудь человеческое — из того, что чувствовала его душа. Но вместо этого язык Жекин замолотил обычное и надоевшее:
 — Чего, забэкал?
 — Не забэкал и не замэкал, понятно? Не буду больше с тобой… предательничать!
 Жека буквально обалдел от такого поворота событий. И поэтому ему опять некогда было думать, он выкрикивал готовые, сто раз произносимые фразы:
 — А по рылу хочешь?
 — Хочу, — неожиданно ответил Захар.
 И тут они оба впервые увидели, что Захар и повыше, и поплечистее. И замолчали перед этим открытием.
 — Ладно, шлепай отсюда, трус! — крикнул Жека.
 Но вместо этого «пошлепал» сам. И таким образом получалось, что он-то и есть трус. Отойдя на несколько шагов, Жека сообразил все это. Но было уже поздно!
  И все-таки Жека Таран был человеком с очень неплохими задатками разведчика. А главное достоинство таких людей — из любой критической ситуации выходить с наименьшими потерями. Вот и сейчас он понял, что должен как можно скорее мчаться в лазарет. А потом… а потом что-нибудь придумаем!
 «Предатель, гад, предатель несчастный…» — так он клял своего адъютанта, лежа в ненавистной больничной кровати. Эх, с каким удовольствием он рассчитался бы с этим Захаром по законам военного времени!
 Хотя где-то в глубине совести Жека чувствовал, из-за чего Захар бросил его. Еще удача, что этот тип не успел спросить, какие такие секреты узнал Жека, сидя в «шкафандре»… Во-первых, ничего не понял, а во-вторых… люди говорят про сметы, планы, дневники — какое твоё-то дело!
 Даже самому стало странно: зачем он там сидел?.. Как девчонка… Есть такие выдры с прилизанными прическами. Станет за уголком и подслушивает. И улыбается тоненькими губами. Все надеется: может, чего узнаю, а потом буду ходить с прищуренными глазами и хихикать тому человеку в лицо. Настоящая выдра!
 А чем он-то лучше? То же самое! Подслушивал? Подслушивал! Надеялся? Надеялся. Вот тебе и шпион-разведчик…
 Неужели все разведчики так?
 Вихрем перед ним пронеслось огромное количество фильмов, которые он посмотрел за свою пусть и недолгую, но и целеустремленную жизнь…
 Нет! Не может же быть! Люди рисковали собственной жизнью. И какие люди… Да вы что!
 Еще секунду назад Жека готов был принять решение. Оно пряталось в мозгу где-то совсем рядом: не лазить больше в Замок покаяния, завтра выздороветь и заняться каким-нибудь другим делом, например местью подлому Захару… Это умное решение в два счета вылетело из Жекиной головы. И, назвав себя трусом, он принялся разрабатывать план, как снова туда проникнуть, за стенки фанерного сейфа.
 В каком-то кино один умный следователь с забинтованной головой сказал: «Версия брошена на полдороге. Так профессионалы не поступают!» Ясно? И больше ни звука.
 В напряженной умственной работе прошел тихий час.
 Принесли полдничать.
 — Вроде не ты тут лежал, а? — тихо сказал поварихина помощница.
 — Да? А кто же?! — Тонким шпионским нюхом Жека чуял: сейчас нападение — лучшая защита.
 — Понятно, — кивнула поварихина помощница. — Ты же в этой… маске был.
 — Да ну ее, — сказал Жека. — В ней дышать тяжело.
 Поварихина помощница понимающе кивнула:
 — Ну лежи, лежи.
 И он остался лежать, опять не чувствуя никаких угрызений совести, а только радуясь своей ловкости.
 Жалкий полдник был уничтожен единым махом: человек без обеда, а ему душу мучают тремя печеньями!
 Но что поделаешь, жизнь секретной личности всегда полна лишений и даже невзгод. И, напомнив себе известную мудрость, что сон — тот же обед, только немного постнее, Жека повернулся на бок и закрыл глаза. Тем более что наступило самое оживленное для лагеря время. Кто в кружок, кто из кружка, кто на стадион, кто в пионерскую… Куда тут сунешься! Сразу засекут.
  Наконец прогорнили ужин. Жека проснулся, проглотил свою порцию, волевым усилием запретил себе просить добавки (хорош больной!) и стал ждать наступления темноты. Но дни стояли погожие, длинные. Тут уж ничего не попишешь — закон природы. Жека терпеливо ждал. А небо в его окне медленно и медленно загустевало, из светло-голубого оно становилось синим и темным.
 Заглянула Люся Кабанова. Шпионским своим сердцем Жека почуял, что это уж последняя