– Символ апостола Матфея, – совсем безжизненно подсказал ученик.

– Именно. Только стянут он простой бечевой, а не шелковым шнурком. Посмотрим, что там.

Он аккуратно распечатал конверт и вытащил послание.

На записке значилось: «Мастер Неттесгейм, приветствую вас! Обо всем расскажу при встрече. Поспешите! – Далее значился адрес: – Мюнхен, улица Оружейников, дом 45. Антоний Августин Баденский. Стучать три раза по три. Жду вас с нетерпением, мастер Неттесгейм, это в наших общих интересах».

– Антоний Августин Баденский, – с улыбкой пробормотал Неттесгейм и отхлебнул вина. – Что ж, буду рад этому знакомству. Жаль, что не пришлось раньше пожать его славную руку. Этого случая я не упущу.

2

…За трое суток до сеанса экзорцизма в замке Бергенсберг из городка Шехтер, что в Баварских Альпах, из гостиницы «Красная лошадь» поспешно съезжал постоялец. На улице его ждала карета – целый короб на колесах с двумя запряженными в него выносливыми прусскими кобылами, привычными к сложным дорогам. Слуга сноровисто забрасывал сундуки на повозку и стягивал их веревками. Путешественник обещал остаться на пару недель как минимум, но этой ночью планы его резко изменились.

И теперь он смотрел на заснеженные вершины и загадочно улыбался. Это был молодой человек лет двадцати пяти, длинноволосый, в черном кафтане и широком берете, в перчатках с раструбами и высоких ботфортах. Одна рука его лежала на эфесе узкого меча в ножнах. Он смотрел на этот мир так, будто для него не существовало никаких тайн.

Когда впоследствии люди герцога, приехавшие с облавой, спрашивали, куда же он уехал, ответить никто не смог. Он был, и его не стало. Но в тот вечер, когда он поселился, и в последующие часы много чего странного случилось в таверне «Красная лошадь». Вдруг затухали свечи, словно от порыва ледяного ветра, и так повторилось несколько раз, страшно и жалко выли собаки вокруг таверны, словно им грозила неминуемая гибель, и огромное распятие над камином вдруг резко покосилось, как будто его чем-то задели, хотя к нему никто не приближался. Такие вот странные дела вершились во время пребывания незнакомца на постоялом дворе. Но что размышлять о таких мелочах, когда хозяин таверны, несчастный Ганс Шнетке, сбежал в припадке безумия и теперь бродил где-то, а где, одному только Богу известно.

Еще минут пять, и молодой постоялец должен был отправиться в путь. Более всего этого не хотелось юной служанке. Жил бы он и жил у них под крышей, а она бы кормила его завтраками и ужинами и убирала бы со стола! Именно таким, загадочным и привлекательным, глядящим на горы, запомнила постояльца «Красная лошадь» юная служанка. Она несла от колодца два ведра воды и остановилась как бы передохнуть, но на самом деле она смотрела на него, потому что от молодого человека нельзя было оторвать взгляд. И страшно смутилась, когда он сам обернулся на нее, улыбнулся милому девичьему личику и нагло и призывно подмигнул. Он уже оказывал ей знаки внимания, но не такие, как сейчас.

Она проходила мимо, опустив глаза, когда он окликнул ее:

– Постой, милая Эльза.

– Да, мой господин? – остановилась девушка.

– Хочешь поехать со мной? Бросить свой постоялый двор, таверну и хозяев, что ездят на тебе, как на муле, плюнуть на мытье полов и посуды и отправиться в дальние страны, которые ты могла видеть только во сне? Что скажешь, милая девочка?

Она остолбенела от его откровенных слов.

– Что вы такое говорите, мой господин?

– Говорю то, что ты сама хочешь услышать. – Он кивнул на ее закутанную теплым платком грудь: – Там, в своем маленьком, несчастном, одиноком сердечке. Разве нет?

Слезы навернулись у нее на глаза, потому что он попал в точку, именно об этом она и думала – днями и ночами напролет. Сбежать, найти любимого, попасть с другой мир! Туда, где есть счастье, а не только тяжелый труд. Но разве он существует, этот другой мир, думала она и плакала, плакала в подушку холодными ночами, таясь от своей родни, хозяев отеля. Разве он есть для нее?

– Так хочешь со мной?

– Вы зло шутите, мой господин, клянусь Богом, очень зло!

– Конечно, шучу, – пробормотал он. – Поставь ведра, – приказал он. – Переведи дух.

И она не осмелилась ослушаться его – поставила ведра в снег. Была в нем какая-то сила, сопротивляться которой она просто не умела. А он все смотрел и смотрел на нее.

– Вы пугаете меня.

– Но если тебя хорошенько отмыть, натереть благовониями и одеть в чистое платье, – он говорил сам с собой, будто ее и не было здесь, – на недельку-другую, может быть, я и прихватил бы тебя. Впрочем, со мной платье бы тебе не пригодилось.

– Я обо всем расскажу отцу, – прошептала она.

– Не думаю. – Он отрицательно покачал головой. – Ты будешь молчать и вспоминать меня, как видение. Я оставлю иглу в твоем сердце, и она будет покалывать тебя – день и ночь, долго-долго!

По ее лицу уже текли слезы.

– Отпустите меня, прошу вас, мой господин.

– Я не держу тебя – ступай.

Как ошалелая, она схватила ведра и припустила с ними к дверям таверны.

Постоялец рассмеялся ей вслед. И вдруг стал мрачен и даже страшен лицом.

– Но я вернусь к тебе, и раньше, чем ты думаешь.

С порога Эльза мельком оглянулась на него и тотчас скрылась за дверью.

А постоялец обозревал округу с величайшим блаженством.

– Мои Альпы, как же я вас люблю! Нет краше места на белом свете!

Потом сел в свою повозку, бросил кучеру в окно: «Трогай!» – и был таков.

Когда Эльза принесла воду, ее отправили убирать комнату только что съехавшего жильца.

С метлой и деревянным корытом она вошла туда, где только что жил красавчик-господин, который так легко предложил ей бежать из того ада, где недавно ей исполнилось шестнадцать лет. А ведь ей пора было замуж! Но кто из приличных господ возьмет бедную служанку в жены? Даже если она мила? Может быть, какой-нибудь богатый старик прельстится ее личиком. Не за трубочиста же ее отдадут троюродные дядька с теткой.

Она принялась мести под кроватью, вокруг двух сундуков и под столом и не сразу заметила, что в медном, начищенном до блеска зеркале, комнату с которым потребовал приезжий господин, происходит движение. Словно золотые бусинки бежали по его поверхности. А когда