что молния стремится ударить в самый высокий предмет. Но дуб был огромным, с плотной кроной. Крупные листья, тесно сплетаясь, кое-как укрывали от дождя, и теперь я мог хоть что-то разглядеть вокруг. Не слишком далеко, но всё же дальше, чем когда потоки воды хлестали прямо в лицо.
Я подумал, что, может, стоит рискнуть и остаться под деревом — переждать, пока буря немного стихнет или вообще пройдёт. Но когда вновь сверкнула молния, я переменил решение.
Прямо передо мной, в дюжине футов, стоял огромный цветной мужчина — шляпа надвинута на лицо, руки безвольно висят по бокам, словно окорока на скрученных жгутах толстого тёмного каната.
В этой вспышке он поднял голову, и его взгляд впился в меня. Я никогда не видел столько ненависти на человеческом лице; его глаза были черны, как смотровые глазки, вставленные в дверь, ведущую в ад. Нуб зарычал, сильнее прижимаясь ко мне. Затем злобное лицо исчезло, и я снова остался в своём маленьком колодце видимости. За густыми дубовыми ветвями дождь был плотен, как чёрные занавеси на катафалке.
Я подумал: что он за человек?
Как он может видеть, чтобы следовать за мной?
Поля его шляпы — они дают ему преимущество?
Или же он просто дитя природы? Может быть, его глаза давно хорошо привыкли к тьме и проливным дождям?
Это не имело значения.
Это была загадка, не подвластная моему пониманию, и я не собирался её разгадывать. Окончательный ответ был прост: он мог передвигаться и видеть лучше меня, потому что не боялся сил природы — он был одной из них.
Я рванул вокруг дуба, на другую сторону, прижался к стволу, пытаясь сообразить, что делать. Я ждал, что в любой момент его голова появится из-за дерева. А затем он схватит меня.
Об этом было слишком страшно думать.
Я бросился бежать, напрочь забыв о всяких планах.
Бежал изо всех сил, пока не врезался в дерево и не упал навзничь, оглушённый. Я пытался встать на колени, но снова и снова падал — отчасти потому, что трава была скользкой, отчасти потому, что голова шла кругом.
Нуб лаял и подпрыгивал рядом, подбадривая меня.
Я почти поднялся на ноги, когда меня схватили за ворот рубашки и резко развернули. Передо мной сгустилась из мрака тёмная фигура, я почувствовал на своём лице тяжёлое дыхание и запахи табака с виски. Потом раздался голос — словно прилетевший из глубины пещеры на крыльях летучей мыши. Рука сжала и скрутила воротник так сильно, что он пережал шею, мешая току крови. У меня в голове начало мутиться.
— Вы, белые ублюдки, забрали у меня Рози Мэй. Теперь я заберу вас, всю вашу чертову беложопую семейку.
В тот миг любые сомнения в том, что Бубба Джо мог не держать на нас зла за уход Рози Мэй или что он не стал бы причинять вред белым, исчезли, словно выброшенные в окно, и растворились в кромешной тьме.
Затем я услышал рык и щелчок зубов. Бубба Джо издал вопль, и я понял — Нуб вцепился ему в ногу.
Молния сверкнула снова, и я отчетливо разглядел Буббу Джо. Его лицо было испещрено шрамами, нос слегка свёрнут набок после старого перелома, рот широко раскрыт — из него лился поток отборнейших ругательств.
Нуб вцепился мёртвой хваткой, будто пытаясь достать до кости.
Бубба Джо тряс ногой, кричал, ругался, пытался пнуть Нуба, но не отпускал меня. Вот только у него ничего не получалось. Тогда Бубба Джо сунул руку под куртку, вытащил нож — такой огромный, что с ним можно было штурмовать Трою — и одновременно отпустил мой ворот.
— Ах ты, мелкий ублюдок! — проревел Бубба Джо, и я понял, что это относилось к Нубу, а не ко мне.
Я закричал:
— Беги, Нуб! Беги!
Но Нуб не убежал. Он только сильнее впился зубами.
Я услышал, как Нуб взвизгнул, и сам бросился вперёд, размахивая руками, надеясь сбить Буббу Джо с ног. Но это было словно бить по мешку с песком. Я почувствовал, как мои руки царапает его густая щетина. Бубба Джо снова вцепился в мою рубашку.
Замерев, я ждал удара ножом, но его не последовало.
Последовал резкий рывок. Рука Буббы Джо отпустила рубашку, и в следующее мгновение я увидел, как две тёмные фигуры сошлись в поединке под дождём. Одна — массивная и коренастая — принадлежала Буббе Джо. Другая — высокая и худощавая. Я не мог как следует разглядеть второго, но знал, что это — Бастер Эббот Лайтхорс Смит.
Глаза уже привыкли к темноте, и я увидел, как Бастер сошёлся вплотную с Буббой Джо. Ноги Буббы Джо взлетели в воздух, и он начал заваливаться навзничь. Нуб все еще висел на его ноге. Бубба Джо с силой шлёпнулся о землю. Нуб, кувыркаясь, отлетел в сторону.
Вспышка молнии осветила Бастер получше. В руке у него был раскладной нож, коленом одной ноги он прижимал к земле левую руку Буббы Джо, другая нога была вытянута и прижимала его правое запястье. В той руке я увидел огромный нож Буббы Джо, но, разумеется, в таком положении тот не мог им воспользоваться.
Нуб отпустил ногу Буббы Джо, теперь он вцепился ему в ухо, рвал и тянул изо всех сил, рыча так громко, что это походило на рёв автомобильного мотора. Бубба Джо, был он прижат к земле или нет, не прекращал извергать поток ругательств.
Я увидел, как движется рука Бастера с зажатым в ней складным ножом. Послышался крик, затем хрип, потом стоны. Я стоял там, казалось, целую вечность
Постепенно глаза привыкли к темноте. Бастер оставался в той же позе, что и прежде, с ножом в руке, но теперь он повернул голову ко мне. Нуб сидел у головы Буббы Джо, тяжело дыша — довольный, будто только что поймал кролика.
Бубба Джо лежал неподвижно. Я подошел, наклонился над ними, и когда молния ударила снова, я ясно увидел, что у Буббы Джо перерезано горло. Рана походила на рот, который я вырезал в прошлом году в тыкве на Хэллоуин, только кровавый; кровь текла по его горлу, смешивалась с дождем и уносилась прочь. Голова Буббы Джо была повернута ко мне. Его глаза были открыты. Он дрожал.
Затем его глаза изменились. Они больше не были смотровыми глазками в двери, ведущей в ад. Теперь глазки были заколочены, а он остался там, внизу, в этой бездне — и выхода уже не было.
Бастер схватил