На ступеньках веранд или самих верандах сидели люди, молодые и старые, некоторые устроились в креслах, из которых хлопковыми облачками, похожими на поникшие облака ядерных взрывов, выбивалась набивка. На них была поношенная одежда и шляпы с опущенными полями, похожие на какую-то униформу. У них были такие лица, как будто они пережили одни побои и ожидали новых.

Когда мы проходили мимо, один из мужчин окликнул нас.

— Он за тобой домой увязался, Бастер?

— Ага, — ответил Бастер.

— Оставишь его себе?

— А почему нет — жены-то нет, чтобы запретила.

— Слыхал я, что эти беленькие мальчишки трудно приручаются.

— Да ну, — ответил Бастер. — Если хорошенько отлупить их крепкой удочкой да постелить газеты — проблем не будет.

— А чем ты его кормить собрался?

— Да вот, — он кивнул на картонную коробку. — Потроха с бойни. Свиная голова.

— Чёрт, да я бы и сам ту голову забрал, — сказал один из мужчин. — Почему бы тебе не прибить его, Бастер, и отдать мне его велосипед?

— Твоя жирная задница раздавит этот велосипед, — подколол его Бастер.

Смех поднялся, прокатился волной и стих, как только мы двинулись дальше.

Я, мягко говоря, начал немного нервничать. Что я вообще делал в этом Районе? С ума сошёл, что ли?

——

Мы свернули в переулок и прошли мимо играющих детей. Один из них был маленьким мальчиком с сопливым носом, под котором скопилась пыль и образовала грязные дорожки от ноздрей до губ. Когда мы проходили мимо, он посмотрел на нас так, словно хотел попросить предъявить документы.

Вдоль железнодорожных путей мы подошли к маленькому домику, окрашенному в тот же тошнотворно-зеленый цвет, как и забор нашего кинотеатра.

Я обратил на этот факт внимание Бастера. Он сказал:

— Он и должен быть такого цвета. Я взял немного краски. Вышло некрасиво, но так он не облущивается и выглядит лучше, чем серый.

К веранде вела большая каменная ступенька. Дом был простым, но выглядел чистым и ухоженным. Сетчатая перегородка перед дверью была новой, а окна чистыми, с открытыми ставнями. На веранде стояло металлическое садовое кресло. Оно тоже было выкрашено в тот же отвратительный зеленый цвет.

Позади дома, над всем этим, между железной дорогой и постройкой, возвышался старый рекламный щит, вероятно, не менявшийся со времен Второй мировой войны. На нем была изображена счастливая белая женщина с бутылкой Кока-Колы в руках, и улыбкой такой же яркой и широкой, как надежды идиота.

В уголке ее улыбки виднелась дыра. Ветер и дождь истрепали ее и оторвали кусочек. Вороны собрались на рекламном щите, и сделали с головой женщины то, что сделали с Робертом И. Ли.

Вороны смотрели на нас сверху вниз, как на лакомство. Я затащил велосипед на веранду. Бастер достал ключ, отворил сетку и отпер дверь.

— Добро пожаловать в рай для ниггеров, — заявил он.

Внутри было темно и пахло прелой бумагой. Когда Бастер включил единственную слабую лампочку на потолке, стало очевидно, что запах исходил от, заполненных книгами и журналами полок, занимавших большую часть стен.

В комнате был шкаф и маленький столик у стены, на котором стояли электроплитка, посуда и лежали столовые приборы. Посреди комнаты стоял большой дощатый стол со стульями. У одной стены, рядом с книжными полками, стояла узкая кровать. В центре комнаты стояла печка, сделанная из бочки из-под масла. От нее тянулась изогнутая труба, уходившая в потолок. Рядом с ней лежала груда дров, заготовленных на зиму.

Я спросил:

— Вы прочитали все эти книги?

— Что за вопрос, паренёк? Конечно. Ты же читаешь?

— Да, сэр.

— У тебя есть столько книг?

— Нет, сэр.

— Ну, тогда начни собирать коллекцию книг. Прочти их или, по крайней мере, попробуй прочесть. Я бы угостил тебя куском пирога, но у меня его нет.

— Ничего страшного.

— У меня есть кофе.

— Я не особо пью кофе.

— Я тоже. Только каждое утро, в течение дня и после обеда. Думаю, у меня есть теплая RC, если хочешь.

— Конечно. Спасибо.

Бастер поставил коробку на дощатый стол, дал мне RC, а себе заварил кофе. Он сел за стол, после чего достал из коробки несколько сложенных газет и вырезок.

— Садись, паренёк. Возьми стул.

Я так и сделал, а потом спросил:

— Что это?

— Я тебе уже говорил, что Джукс работает уборщиком в газете. Также он работает уборщиком в полицейском участке и в средней школе. В полицейском участке он работает только по выходным. В средней школе летом ему не нужно ничего делать. Когда начинаются занятия в школе, у него появляется целая команда помощников. Старина Джукс отлично устроился.

— Как эти вырезки могут нам помочь?

— Ты совсем не думаешь, парень… И перестань пялиться в заднее окно. У той девушки на рекламном щите не выпадут сиськи или что-то типа того. Она же бумажная.

Я покраснел. Бастер сказал:

— Эй, не злись, не обижайся. Я ж просто шучу. Мужик должен уметь посмеяться, в том числе над собой, и понимать, что нет ничего страшного в том, чтобы думать о сиськах. Если не умеешь — не стоишь и щепотки пороха, что пошла бы на то, чтобы взорвать твою задницу. Слишком много думать о сиськах — это одержимость, а не думать о них — признак какой-то анемии. Ты меня слушаешь?

— Да, сэр.

— Одна из вещей, над которыми тебе лучше научиться смеяться, — это женщины, которых ты не сможешь заполучить, потому что их будет много. А теперь подумай. Зачем нам нужны вырезки тех годов?

— Наверное, чтобы прочитать об убийстве.

— Хорошо. Теперь в твоём котелке что-тот явно забулькало. Но у нас здесь есть вырезки из времён до убийства и после него. Почему так?

— Я не знаю.

— Такие вещи иногда просто случаются. Человек, совершающий убийство, даже не знает, зачем он это делает. Когда я был в Оклахоме, в то время, о котором я тебе рассказывал, один индеец однажды утром ушел из дома, забил свою жену до смерти поленом для растопки печи, поджог дом и сжег их малышку прямо в кроватке. Затем он вышел и застрелил собаку, а после чего выстрелил себе в голову. Он оказался не таким хорошим стрелком, когда дело дошло до того, чтобы застрелиться самому. Он выжил, но остался без челюсти. Его