случается, сгруппировалось вокруг центральной площади: здание вокзала постройки начала XIX века, одноэтажное бывшее ремесленное училище, где ныне располагался краеведческий музей, памятник неизвестному солдату и вросший в землю на перекрестке двух улиц дом какого-то купца, каменный снизу и деревянный вверху, на котором ветер трепал наполовину оторванный красный баннер с надписью «КСЕРОКС».
– А завершим мы экскурсию осмотром главной достопримечательности – места, где был основан наш город!
Согласно исторической легенде, в 1732 году императрица Анна Иоанновна, следуя из Москвы в Санкт-Петербург и сделав по непонятной прихоти изрядный крюк к западу, остановилась на безымянной почтовой станции, где и посадила деревце, маленький дуб, вокруг которого в забытой богом глуши вырос город. Собственно, название Анненбаум и означает «дерево Анны». Оно изображено на городском гербе, с похожими на змей корнями, зеленой кроной и простирающейся над ним с небес благословляющей дланью. Я ожидал увидеть древний дуб, мощного исполина с окаменевшей корой, изборожденной глубокими морщинами, но Василиса подвела меня к непримечательной железной оградке, почти скрытой разросшимися кустами сирени. Внутри нее посередине квадрата вздувшегося асфальта примерно метр на метр, на металлическом стержне имелась выцветшая табличка, сообщавшая: «ЗДЕСЬ рос ДУБ, посаженный императрицей Анной Иоанновной по дороге в Санкт-Петербург».
– Почти каждый год планируется на этом месте посадить саженец, да все как-то откладывается, – словно бы извиняясь, объяснила Василиса. – Вот в прошлом году была круглая дата, 290 лет городу, все ждали, что администрация все-таки высадит дерево, но что-то у них опять не сложилось. Наверное, бюджета нет, только оградку покрасили. Вот, теперь будем ждать трехсотлетия.
Мы постояли молча. Из трещин в асфальте за оградой торчала робкая травка.
– Вы летом к нам приезжайте, – сказала на прощание Василиса. – У нас летом хорошо.
С тех пор я гуляю один.
Моя квартира находится на втором этаже старого двухэтажного дома со штукатуркой, облупившейся на стенах, будто шкура больного животного: здесь немало таких среди молчаливых переулков и тихих дворов, а местами еще встречаются вросшие в землю и покосившиеся от времени деревянные многоквартирные бараки. Мелкий дождь нехотя шелестит по зонту, как будто и сам ждет, когда наконец кончится. Я иду уже привычной дорогой через дворы, мимо ржавеющих машин со спущенными колесами и мертвых лебедей из автомобильных покрышек рядом с парадными. Влажный воздух густой от осенних ароматов сырости и сладковатого тлена, и я с наслаждением вдыхаю его полной грудью вместе с острой ноткой запаха гниющих яблок. В документах прошедших эпох Анненбаум описывается как место радости и отдохновения, утопающее в зелени садов, и это, наверное, единственное, что сохранилось тут с тех давних времен: спутанные заросли черемухи и сирени, рдеющий перезрелыми ягодами шиповник, рябины в мелкой красной россыпи, высокие липы, клены и тополи, и даже плодоносящие яблони во дворах, согнувшиеся под тяжестью непрошенного урожая и роняющие спелые яблоки в мокрую осеннюю землю.
Я выхожу к центральной площади. Кроме безрадостно-желтого здания местной администрации и поминальной оградки на месте дуба императрицы здесь имеется собранный из серого пластика двухэтажный торговый центр «Роял Плаза», над боковыми дверями которого светятся по ночам адским пламенем вывески «КАЛЬЯН» и «КАРАОКЕ», и пара вполне приличных многоэтажных домов, выстроенных лет двадцать назад, во времена всеобщего оптимизма и бурных валютных потоков, уронивших несколько капель и в Анненбаум. Во время прогулки я почти не встречаю прохожих и ни разу не видел школьников, хотя уже середина сентября. Город кажется странно безлюдным, и даже в маленьком городском парке с большой и относительно новой детской площадкой нет ни женщин с колясками, ни детишек в песочнице. Только однажды пузатый отец молча качал на качелях сидящего неподвижно ребенка, глядя в смартфон.
За парком тянется узкий проспект, стиснутый с двух сторон длинными домами с рядами разноцветных вывесок на первых этажах: пункты доставки, алкогольные супермаркеты, торговые точки с разливным пивом и неожиданно много секс-шопов, что с учетом численности населения составляло, наверное, главную городскую загадку. На столбах неопрятная шелуха объявлений: работа, кредит, снова работа, пропала без вести… За пыльной витриной пустого обувного магазина стоит продавщица и, облокотившись на полки с мужскими сандалиями, с тоской смотрит наружу сквозь пыльное стекло. Наверное, думает, как хорошо бывает тут летом. Чуть поодаль, над массивом черных крыш и серых домов, возвышается грязно-белая громада нового собора, в любую погоду ослепительно сверкающего золотом всех пяти куполов, одинаково чуждого и грешной земле, и равнодушному серому небу.
Однажды, чтобы как-то разнообразить маршрут, я отправился на местное кладбище, о чем немедленно пожалел. Ничего общего с представлявшимися мне романтическими тенистыми аллеями, овеянными меланхолической грустью, вдоль которых в живописных зарослях скрыты старинные склепы и надгробия в виде ангелов, тут не было. Место оказалось жутким, хотя от кладбища и странно ждать жизнерадостности. Множество серых, неухоженных и заросших могил, стиснутых почти вплотную друг к другу, выглядели неприветливо и словно говорили: нам и так скверно, так еще и ты заявился. Над всем кладбищем висел обволакивающе плотный, тяжелый запах разрытой земли, хотя я не видел ни одной свежей могилы. Пока я шел, петляя по узким дорожкам, было еще терпимо, но стоило остановиться, чтобы попытаться прочесть стертую надпись на покосившемся черном могильном камне, как за меня сразу же словно уцепились десятки невидимых тонких пальцев. Я поспешил убраться оттуда, и когда почти выбежал за ворота, то у меня было чувство, что я весь как будто облеплен угрюмыми тяжелыми комарами.
Похоже, во мне все-таки оставалось куда больше жизни, чем я полагал.
На обратном пути я обыкновенно обедаю в торговом центре у гостеприимных узбеков, а потом на некоторое время возвращаюсь обратно в квартиру, чтобы как-то скоротать время до вечера. Иногда я смотрю какой-нибудь фильм на ноутбуке, но стараюсь пользоваться им пореже: когда наступит время, на моем компьютере и на телефоне должно сохраниться как можно меньше любой информации. Поэтому чаще я беру наугад книгу из довольно обширной библиотеки, явно собранной еще родителями нынешней хозяйки квартиры, а потом брошенной за ненадобностью. Так я прочел что-то из «Проклятых королей» Мориса Дрюона, а сейчас взялся за «Диалоги» Платона.
«Обрати внимание на следующее: потому ли боги любят благочестивое, что оно благочестиво, или оно благочестиво потому, что его любят боги?»
Я смотрю в окно и думаю, что на самом деле настоящие боги не любят ничего и никого.
К вечеру дождь кончился, и расступившиеся ненадолго тучи пропустили последние косые лучи уходящего солнца. Осенний закат, холодно-нежный, будто влюбленный нарцисс, наполнил древесные кроны золотистым сиянием. Когда я выхожу на улицу
