Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 77

– Ты умеешь плавать? – спросил я.

Григорио кивнул.

– Когда ты учился, как ты это делал?

– Я? Я… плавал. Пробовал и научился.

– Так же и с трансмутационной алхимией, друг мой. Единственный способ обучиться – это практиковать ее самому. Я уже постиг мастерство. Теперь его постигаешь ты.

Возможно, я говорил излишне проникновенно, но Григорио мои слова убедили. Раскрыв книгу «Саддим», он принялся читать главное трансмутационное заклинание.

Перед пергаментом стояла печать из дубового бруска с вырезанными на рукояти инициалами RS (и добавленной расшифровкой «Rex Salomon», чтобы не слишком напрягать ум ученика). На самой печати была неизбежная пентаграмма с козлиной мордой – иначе ведь не докажешь сегодняшней молодежи, что занят чем-то серьезным.

У печати была действительно важная роль – я изготовил ее, чтобы обойти самый скользкий момент в конце ритуала.

Срывающимся голосом Григорио дочитал текст – и, вслед за перечислением множества демонических имен, каплей крови и словом «mutabor» прогремела заключительная фраза инкантации:

– …и заверяю свои слова. Ставлю за сим пятиконечную печать Соломона!

Глянув на меня, Григорио положил книгу на стол и потянулся за печатью.

Я поднял ладонь.

– Остановись, ученик, и слушай меня молча, не произнося ничего, ибо духи сейчас слышат лишь твой голос. В ритуале есть тайное звено. Секрет передается только от мастера к ученику, и ты обязан сберегать его в тайне три года, три месяца и три дня. Учеников в это время у тебя быть не должно. Если поклянешься своей душой хранить тайну, я ее открою. Но не говори «клянусь» вслух, просто кивни. Это и будет означать, что ты дал клятву…

Бледный Григорио кивнул.

– Резная печать перед тобой – фальшивая, хоть и упоминается в тексте. Уловка эта защищает ритуал от профанов, способных получить доступ к книге «Саддим». Истинная пятиконечная печать Соломона есть иносказание. Слова сии означают отпечаток ладони алхимика, воззвавшего к духам трансмутации. Пятиконечной печать названа по числу пальцев, а соломонова она по той причине, что первым ее поставил на тинктуру сам царь Соломон. Желая наложить печать, алхимик должен вдавить в тинктуру свою правую длань, и духи соотнесут его глас с его персоной… Но об этом не должен знать никто!

Я очень старался, чтобы слова мои гремели, а взгляд источал огонь. Главным, конечно, было требование секретности – «три года, три месяца и три дня». Слова подразумевали, что финал еще далеко. Военная хитрость.

Должен признаться – в эту минуту я волновался, и это могло быть заметно. Но слова мои объясняли волнение самым убедительным образом, и оно передалось Григорио. Он поднял правую руку, растопырил пальцы, поднес их к пергаменту и вопросительно на меня посмотрел.

Все так же сверкая глазами, я кивнул, и Григорио положил ладонь на тинктуру.

Я зажмурился.

То, что происходит в следующие две минуты, крайне неприглядно. Тело ученика начинает страшновато дергаться. Трансмутация проходит неравномерно – некоторые части становятся золотом сразу, другие еще долго остаются жиром и мясом. Роль якоря здесь играет упертая в пергамент с тинктурой правая рука – она превращается в золото мгновенно. За нее беднягу ловят злые духи – и держат, пока он не станет золотом весь.

Процесс сопровождается выделением омерзительной вони, поэтому вытяжка над тинктурой должна оставаться открытой.

К счастью, стонов или криков жертва не издает, потому что ее горло перестает быть органом речи и становится металлической трубкой. Но превращение плоти в золото сопровождается жуткими скрипами, скрежетами, свистами и тресками, похожими на испускаемые ветры.

Это, собственно, и есть алхимические ветры – запертые внутри тела пузыри газа, ищущие выход из трансформирующейся плоти. Те, кто говорит про какие-то «внутренние энергии», вообще не понимают, о чем речь – они учились алхимии у шарлатанов. Но даже самое глубокое понимание не делает происходящее приятней. Думаю, что быть свидетелем трансмутации уже означает наполовину искупить заключенный в ней грех.

Наконец скрипы и скрежеты утихли, и Григорио окончательно замер.

Его руки и ноги трансмутировались хорошо – это были приятно округлые золотые бревна: хоть сейчас пили и на переплавку. А вот массивный живот, на который я возлагал столько надежд, подкачал – он стал чем-то вроде кипы рыхлой золотой фольги, сочащейся зловонными соками.

Я, впрочем, уже знал, как с этим быть – чуть прокалить на огне, можно просто в камине, – и сбить молотком в крепкий шар. Переплавка завершит дело. Но этим пусть занимаются друзья-фальшивомонетчики.

После трансмутации следует как можно быстрее разделать порчелино на куски и сложить их в кладовой. Несмотря на усталость и поздний (вернее, уже ранний) час, я начал пилить одну из рук. Но добраться успел только до середины запястья.

На улице раздалось лошадиное ржание. Потом долетели голоса, и я увидел в окне отблеск факелов. Сперва я не испугался, решив, что стража кого-то ловит – но тут во входную дверь постучали, и я понял, что этот «кто-то» и есть я сам.

Я бы не боялся ничего, если бы не зловонная золотая статуя в лаборатории. Григорио, конечно, уже трудно было в ней узнать, но объяснить подобный макабр я не смог бы все равно. Вернее, я-то смог бы – но такое количество золота перевешивает любые объяснения. Алхимиков-трансмутаторов редко изобличают. Обычно их убивают и грабят.

Стук повторился. Мойра, надо отдать ей должное, не испугалась. Она стояла возле двери с кочергой в руках, и вид у нее был самый решительный. Я прошлепал мимо, подошел к двери и спросил:

– Кто там?

– Мы ищем Григорио, – сказал мужской голос. – Где он?

– А кто вы такие? – спросил я.

– Мы его друзья. Он беспокоился за свою жизнь и обещал дать знак лампой из окна, если с ним все будет в порядке. Пусть Григорио выйдет к нам. Или мы сломаем дверь, чернокнижник!

Я обдумал варианты действий. Можно было бежать – по крышам или через двор. Но эти люди войдут в дом, перероют его и все поймут. Вернуться после этого сюда, или даже в Верону, я не смогу. Значит…

План возник мгновенно, будто его нашептали мне в ухо. Первым делом я велел Мойре уйти на кухню – свидетель мог помешать. Затем я склонился к двери и сказал:

– Григорио занят.

В дверь постучали сильнее и громче.

– Отпирай, Марко! Что ты сделал с Григорио? Вели ему выйти к нам!

Закрыв глаза, я сосредоточился. Пусть они увидят на моем месте Григорио. Пусть он будет одет в звездную мантию… Нет, лучше обычная монашеская. Перепоясанная веревкой… Сейчас или никогда.

Я распахнул дверь – и, словно

Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 77