– Я говорю не с тобой, – с очаровательной улыбкой сообщила ему Машенька, – а с папой. И еще эти ужасные запахи! Он что-то вечно сжигает в своем камине, и по трубе эта вонь идет ко мне прямо в спальню…

– Я давно ничего не сжигаю! – выкрикнул Вольдемар.

– В общем, папа, я прошу тебя распорядиться, чтобы с завтрашнего дня Вольдемар освободил свою так называемую лабораторию. Я подумаю, что там устроить.

Она капризно надула губы и вздернула подбородок. Этот образ ей удавался особенно хорошо. За столом стало тихо. Вольдемар, выпучившись, смотрел на сестру.

– Но, видишь ли, душа моя, – несколько растерянно начал Аристарх Леонидович, – Вольдемар использует лабораторию не ради прихоти, он работает там над проектом…

– Да? – прищурилась Машенька. – И каким же?

– Своей курсовой работой, которой…

– Ах, папа, пустое! Тебе не хуже меня известно, что Вольдемар занимается там чем угодно, только не тем, что хотя бы как-то могло быть связано с учебой. Если это действительно так, что ж, давайте завтра пригласим господина Дунина, чтобы он оценил промежуточные результаты. Ну или кого-то еще. Если же нет, то пусть Вольдемар освобождает помещение. Я настаиваю.

Аристарх Леонидович побледнел и повернулся к сыну.

– Вольдемар, может быть, имеет смысл обсудить варианты…

– Я уже не в том возрасте, чтобы кто-то решал за меня, где и чем мне заниматься! – прорычал Вольдемар. Черная челка упала на бешено сверкающие глаза.

– Но в том, чтобы ночью не успевать добежать до горшка, – небрежно заметила Машенька.

Тишина стала звенящей, и через миг ее разорвал грохот и хруст разлетевшегося фарфора: Вольдемар схватил большую двузубую вилку для мяса, сжал в кулаке и со всей силой врезал в середину тарелки. Брызнули шрапнелью осколки; Вольдемар молча ударил вилкой еще и еще, всякий раз все глубже всаживая острые зубья в столешницу сквозь рваные дыры в скатерти, пока наконец не оставил ее торчать и не выскочил из-за стола.

Все ошеломленно молчали. Эльдар присвистнул и переглянулся с Никитой. Тот покрутил у виска пальцем.

– Не знаю, как вам говядина, господа, но треска определенно удалась Римме на славу! – весело сообщила Машенька.

Вечером мы вышли погулять на террасу: немного постояли, глядя на торжественно-мрачное небо, но довольно быстро продрогли и расстались, по обыкновению условившись вновь встретиться буквально через пару часов. В полночь я поднялся по лестнице за портьерами в Зеркальном зале и негромко постучал в дверь. Обычно почти сразу слышались легкие, стремительные шаги, но сейчас было тихо. Я постучал еще и прислушался. Мне показалось, что я слышу какие-то голоса. Сердце тронуло беспокойство, и я постучал в третий раз, уже настойчивее и громче.

Ответом мне был пронзительный крик.

В первый момент я отпрянул в ужасе, но тут же с силой врезался плечом в дверь. С тем же успехом можно было пытаться таранить стену: крепкое, толстое дубовое полотно, окованное железом, надежно укрепленное в мощных притолоках – настоящая дверь замка, способная защитить любую принцессу от нападений врагов.

Если только враг не проник уже внутрь.

Крик повторился снова, полный боли и ужаса. Я попробовал ударить ногой, но площадка была слишком узкой, и не получалось не только сделать хотя бы короткий разбег, но даже как следует оттолкнуться спиной от стены. Судя по тому, что дверь даже не вздрагивала от моих толчков и ударов, она была не заперта изнутри на засов, но закрыта на ключ.

Машенька опять закричала. Теперь в ее крике явственно слышался зов о помощи, и мне показалось, что я различил свое имя. Я скатился по лестнице, пролетел насквозь Усадьбу через залы и коридоры от одного до другого крыла, пинком распахнул дверь казармы и заорал:

– Тревога!!!

Свет фонаря вспыхнул мгновенно. Граф, мигая спросонья, в сизых кальсонах и теплой фуфайке, стоял передо мной; откуда-то сверху упал Резеда, неловко приземлившись на Праха и заматерившись.

– Тревога! Нападение на госпожу фон Зильбер! Всеволод, ключи, револьвер, со мной!!!

Граф, расталкивая Праха и Резеду, бросился к железной двери оружейки и загремел замком. Резеда, прыгая на одной ноге, натягивал брюки. Издалека донеслись крики: теперь их услышали все. Я застонал.

– Граф, ради всего святого, быстрее!

Запищали клавиши кодового набора, дверь распахнулась, и через несколько секунд Граф уже несся сквозь темноту рядом со мной, с фонарем в одной руке, большой связкой гремящих ключей в другой, одновременно пытаясь кое-как натянуть на себя портупею. За нами грохотали шаги Праха и Резеды. Где-то хлопнула дверь. Пронзительные крики, разрезающие тишину, сводили меня с ума. Мы пронеслись через Мозаичный зал, Граф взялся за ключи, отпер дверь, и мгновение спустя я ворвался в темноту апартаментов Девичьей башни. В этот миг крик прервался. Я бросился по лестнице вверх, вбежал в спальню и встал, перешагнув порог. Рядом со мной, споткнувшись, остановился Граф.

Спальня выглядела местом отчаянной смертельной схватки: с постели сброшены покрывала, посередине валялось перевернутое кресло, тяжелый комод сдвинут так, как будто в него врезались изо всей силы, а рядом с ним на ковре я заметил большой перстень с зеленым камнем на порванной серебристой цепочке. В неверном свете камина и канделябров мы увидели Вольдемара: его глаза, почти закатившиеся, бешено вращались, оскаленные мелкие острые зубы и тонкие губы покрывала белая пена и алая кровь; он обхватил Машеньку сзади за горло сгибом локтя и душил. Она изо всех сил вцепилась побелевшими пальцами в его руку, но сознание уже оставляло ее, глаза были зажмурены, лицо покраснело, а на левом плече, под безжалостно разорванной тканью белого платья, зияла страшная глубокая рана, похожая на укус.

Вольдемар увидел нас, попятился, зарычал, заметался и сжал локоть сильнее. Машенька захрипела.

– Всеволод! – крикнул я. – Стреляй!

Граф нерешительно поднял руки.

– Владимир Аристархович, успокойтесь…

– Ты сдурел?! Он убьет ее! Стреляй!

– Я не могу! – закричал мне в ответ Граф. – Не могу! Я под присягой!

Машенька забилась сильнее и вдруг обмякла. Я почти без замаха пробил Графу с левой руки в подбородок. Удар вышел удачным, и, прежде чем он сложился на полу у стены, я успел выхватить у него из рук кобуру и достать револьвер. Вольдемар уперся спиной в угол рядом с камином и прикрылся Машенькой, которая уже очевидно лишилась чувств, хотя еще продолжала цепляться пальчиками за руку брата. Он вдруг вытаращился и завыл, широко открыв окровавленный рот.

– Скажу только один раз, – я поднял револьвер и прицелился. – Отпусти ее.

Вольдемар задергался и как будто еще сильнее стиснул Машеньку в своих жутких объятиях. Я взвел курок и нажал на спуск. Грянул выстрел.