— Здорово! — констатировал Сергей. — Выходит, мы теперь с тобой два капитана. Читала?

— Читала…

— А как ты меня увидела, расстояние до пирса большое? — спросил Сергей.

В ответ Марина привычным движением скинула с плеча свою спортивную сумку и, расстегнув молнию, достала из футляра бинокль:

— Вот, благодаря ему. Цейсовская оптика.

Сергей осторожно взял в руки бинокль, приставил к глазам: видимость всего вокруг была отличная:

— Хорош, ничего не скажешь, — он внимательно осмотрел бинокль. На корпусе было что-то выгравировано по-немецки. "Альфред Лебер" — прочитал он и спросил: — Трофейный?

— Подарочный, — пояснила Марина.

"Лебер… Лебер… — размышлял про себя Сергей. — Где-то я слышал это имя. Стоп! Урсула Лебер! Фотография на столе у Антона".

Незаметно они подошли к двухэтажному дому из белого кирпича.

— Это наша ведомственная гостиница, — пояснила Марина. — Пригласить на чашку чая не могу. Кроме меня в номере проживает еще одна женщина. Она врач и очень строгих правил.

— Ничего страшного, можно и на лавочке посидеть. Вечер просто замечательный, теплый.

— Ты прав, — Марина распахнула куртку, сняла шапочку — после ветра и морских брызг она успела согреться.

Они присели на лавочку. Марина поправляла волосы. Сергей украдкой наблюдал за ней.

— Марина, я всегда рад тебя видеть, — как-то неуверенно начал он, — но я пришёл к тебе по делу.

— По делу? — улыбнулась она. — Как здорово! Слушаю…

— Марина, я час назад имел разговор с вашим шефом Доброгоровым. Я обратился к нему с просьбой рассказать о малых и сверхмалых подводных лодках. Он выполнил мою просьбу, подробно доложив все, что знал о немецких субмаринах. А когда речь зашла о наших, сказал, что у нас была единственная разработка, мини-субмарина "Пигмей". Олега Николаевича все время отвлекали телефонными звонками, и он, не выдержав, пошел разбираться. А относительно "Пигмея" посоветовал обратиться к инженеру Каретиной. Что я и делаю.

Марина молчала, а Сергей продолжил:

— Дело, которое я сейчас веду, связано с мини-субмаринами. Всех тонкостей дела я, естественно, пояснить не могу, но твой рассказ о "Пигмее" мог бы мне быть полезным.

Марина продолжала молчать. Прошла минута, другая… но она не проронила ни слова. И это Сергею показалось странным:

— Если Доброгоров ошибся и у тебя нет сведений о "Пигмее", прошу извинить.

Марина вдруг оживилась:

— Ну почему же, есть… есть сведения, — в ее голосе чувствовалось волнение с оттенком негодования. — Слушайте. Мой отец Каретин Константин Петрович был одним из тех, кто создавал "Пигмея". Испытания лодки проводились в начале лета 1941-го в Крыму. Но грянула война, лодку захватили немцы. Дальнейшая судьба ее неизвестна, как и судьба отца, руководившего испытаниями. Не скрою, были и такие, — которые пытались обвинить отца в пропаже лодки, в предательстве.

Марина посмотрела в глаза Сергею, и он заметил, что они влажные:

— Но я не верю этому… слышишь, не верю в его вину!

Она резко поднялась, пошла к подъезду гостиницы. И только у дверей повернулась:

— Прости… я не хочу говорить на эту тему. Мне надо побыть одной.

Весь вечер и последующее утро Сергей был под впечатлением встречи с Мариной. Такая улыбчивая, жизнерадостная — и вдруг резкая перемена. Понятно, что репутация отца ей глубоко небезразлична. Но все же… похоже, она что-то недоговаривает. Или не хочет говорить.

Снова направляясь в служебной машине на встречу с Доброгоровым, Дружинин едва не выехал на красный свет. Но обошлось, тормоза сработали.

В отличие от дня прошедшего, Олег Николаевич в это утро пребывал в хорошем настроении. Правда, выглядел усталым.

— Ну как разговор с Каретиной? Состоялся? — спросил он, пожав руку.

— Вряд ли его можно назвать состоявшимся, — заметил Дружинин и пересказал суть краткого разговора с Мариной насчет "Пигмея".

Доброгоров, выслушав, глубоко вздохнул, сказал:

— Это я виноват. Надо было вас предупредить. Но, сами видели, в каком состоянии я был вчера, — он посмотрел на часы. — Временем располагаете?

— Так точно.

— Тогда слушайте. С "Пигмеем" все непросто. Работа над ним у нас в Оргтехбюро началась в 1936 году. Заложили несколько лодок, но все они не были достроены. Изготовили лишь один опытный образец. Он проходил испытания на Черном море. Испытания прошли неудачно, проект забросили, как и саму лодку. Шел 1938 год — знаете, какое это было время? Для главного конструктора "Пигмея" Владимира Ивановича Бекаури… слышали такое имя?

— К своему стыду, нет.

Доброгоров прикрыл лицо ладонями. Видно было, воспоминания даются ему непросто.

— Бекаури Владимир Иванович это выдающаяся личность. Это человек-легенда, конструктор от Бога. Но Бекаури это не только мини-субмарины. За первые восемь лет работы Оргтехбюро под началом Бекаури было принято на вооружение И новых образцов военной техники, представлено на испытание 17 образцов. Лично Бекаури были сделаны важнейшие изобретения в области морских мин, намного опередившие эпоху: самодвижущаяся автоматическая мина, якорная мина-торпеда, мина заграждения по принципу ракеты. Ох, да что говорить… можно перечислять и перечислять…

Доброгоров на минуту замолчал, потом продолжил:

— Так вот, в том же 1938-м Владимира Ивановича Бекаури и несколько сотрудников арестовали, обвинили во вредительстве. Самого Бекаури расстреляли, остальным дали различные сроки, в том числе и Каретину Константину Юрьевичу, который был ближайшим сподвижником Бекаури и моим учителем. Я тогда в 1938-м только закончил институт и пришел работать в Оргтехбюро — Особое техническое бюро специального назначения, которое и занималось мини-субмаринами. Но перед войной дела арестованных пересмотрели, и Константин Юрьевич вернулся на Черное море, где ржавел "Пигмей". Лодку починили, привели в боевое состояние. А дальше… дальше никто ничего не знает. Как лодка попала к немцам, куда подевалась? Марина Константиновна пыталась докопаться до истины, ведь раздавались голоса, что Каретин добровольно передал лодку немцам.

— Как, откуда такие сведения? — невольно воскликнул Сергей.

Доброгоров поднялся, достал из тумбочки термос, две чашки:

— Хотите кофе?

— Не откажусь.

Начальник отдела № 250 разлил ароматный кофе по чашкам и предложил:

— Поскольку вы работник КГБ, скрывать от вас ничего не буду. В начале 30-х годов мы сотрудничали с немцами, ведь по Версальскому договору им многое запрещалось. В составе одной делегации к нам прибыл из Германии талантливый конструктор подводного оборудования… забыл фамилию… Редер или Вебер… забыл… А потом… не знаю, что стало причиной аварии — я тогда еще не работал. Был сильный взрыв, многие пострадали, в том числе этот немец. Он потерял много крови, и Константин Юрьевич добровольно дал ему свою кровь. Позже, в 38-м следователь НКВД, ведущий дело, не докопался до таких тонкостей, как братание и переливание крови. А узнай, это стоило бы