В Иране слишком сложно осуществлять конспиративные встречи с нелегальным разведчиком или агентом. И МИ это знает.

Думая о том, что его наверняка ждет смертная казнь после мучительных пыток — ему не светит обмен, Фардин машинально притормозил около голосовавшего на обочине пожилого мужчины, явно не тегеранца. Скорее всего, крестьянин из провинции, ошалевший от темпа города.

Сперва Фардин рассердился на себя. «Нельзя действовать на автомате», — подумал он, подавшись вбок и распахнув дверцу перед стариком.

— Да пребудет с тобой мир и милость Аллаха, и его благословение! — старик поправил на плече объемную и тяжелую по виду сумку. — До автовокзала. К терминалу «Бейхаги», — в его руке, покрытой пигментными пятнами, покачивались истертые деревянные четки.

— Садитесь, садитесь, — поторопил Фардин, прикинув, что человек с нечистой совестью или впавший в панику не станет подвозить попутчика, как делает это обычно. Если следят, убедятся в хладнокровии объекта слежки.

Он довез старика до площади Аржантин, до терминала, от которого шли рейсовые автобусы до Тебриза, Исфахана и Решта. Согласно таароф он начал отказываться от платы за проезд. Но старик, зная правила вежливости, предложил еще пару раз, пока Фардин не взял деньги.

Он посмотрел вслед крестьянину, спешившему домой из шумного Тегерана. Фардин и сам с удовольствием сел бы сейчас в автобус и уехал бы в Исфахан, посидел бы на берегу Заянде. А то и забрался бы в ее зеленоватые воды, лег бы на спину и его бы увлекло под арочными мостами все дальше и дальше, до Гавхуни, где он лежал бы на поверхности озера, и соль от палящего солнца запекалась бы на губах…

Маневрируя между мопедами и автомобилями, Фардин даже ощутил запах тины болотистого озера, словно наполнивший салон «Пейкана» и вытеснивший запах гари, бензина и уличной еды.

Глава вторая

Венесуэльское хоропо

[Хоропо — национальный венесуэльский танец]

Фардин стоял около лотка с фруктами, пытаясь разглядеть улицу в пыльной витрине позади смуглого продавца в шлепанцах на босу ногу. Продавец скалил белоснежные зубы и пытался говорить по-английски. Изнутри к стеклу витрины был приклеен выцветший плакат с Уго Чавесом. Покойный президент смотрел с укором за спину Фардина на следившего за ним мужчину в кепке и солнцезащитных очках.

Вчера был другой, в соломенной драной шляпе. Сомнительная маскировка и всего по одному наблюдателю, без подстраховки, подтверждали гипотезу Фардина о том, что, если за ним и станут приглядывать в Венесуэле, то задействуют местную наемную силу. Значит, не возлагают на слежку большие надежды. Однако она была навязчивой, началась еще в аэропорту Симона Боливара и продолжалась вторые сутки.

Несколько раз, гуляя по городу, смущаясь от непривычного вида полураздетых женщин, Фардин проходил мимо кафе, где ему назначили встречу со связным.

Впереди еще несколько дней отпуска, и он рассчитывал, что либо топтун устанет, да и убедится в безобидности объекта, либо связной, увидев блуждающего по улице Фардина с бесплатным и назойливым приложением, проявит инициативу и найдет возможность предложить вариант и обоюдоудобные безопасные условия для осуществления контакта.

Наконец, Фардин решился и зашел внутрь Caffe de Mokambo на площади Кастеллана. Не глядя по сторонам, он заказал сок из маракужи и уселся на барный стул около окна и деревянной кадки с пальмой.

Над столом покачивалась от сквозняка медная лампа, отражающая свет из больших, до пола, окон. Над стеклянной витриной с тортами висел ряд черных досок с меню, исписанных разноцветными мелками, а еще выше, на своеобразной галерее, стояли в красных деревянных шкафах батареи бутылок.

Фардин взял еще сырный бургер, выяснив у продавца, что бургер без свинины. Стоил он недешево — говядину в Венесуэлу возят из Бразилии.

Перед тем как зайти в кафе, Фардин купил пачку сигарет за двадцать боливаров. И теперь прикидывал, сколько это в пересчете на риалы. Получалось почти восемьдесят пять тысяч. За эти деньги он мог купить в Тегеране восемь пачек дешевых «Zica» и осознание этого его нервировало.

Связной выглядел как рядовой латиноамериканец. Невысокий, худощавый, смуглый, кареглазый. В темно-синей джинсовой рубашке с коротким рукавом и серых мятых брюках, с барсеткой под мышкой. Поигрывал ключами от машины. Казалось, что он либо таксист, либо водитель персональной машины и возит какого-нибудь бизнесмена средней руки. Звали его Антонио, именно он встречался с Фардином год назад в Эквадоре и передавал информацию о родителях Фируза, вернее то, что никакой информации нет. Ни слуху, ни духу…

Антонио зашел в кафе, лениво скользнул взглядом по витрине, табличкам с меню и посетителям. Заказал что-то и с подносом двинул в направлении столика Фардина. Но иранец скомкал салфетку и с недовольным лицом слез с барного стула. Он не рискнул обменяться с Антонио даже парой слов.

Очевидно, что у иранца проблемы. И эта «проблема» в кепке, поворошив кучу мусора на обочине дороги, двинула следом за Фардином вдоль сквера со старыми деревьями, растущими прямо напротив кафе «Де Мокамбо», где сидел Антонио.

«Вот пусть теперь мозгует, как избавить меня от хвоста», — не без злорадства подумал Фардин и направился в музей «Коллекция птиц Венесуэлы» Вильяма Фелпса, чтобы получить удовольствие и заставить страдать наблюдателя.

В музее было тоскливо и душно, но не для Фардина. Он с воодушевлением рассматривал тушки птиц, лежащие в ящиках, с бирками на скрюченных смертью тонких лапках. Тушки пучеглазо смотрели в пространство белыми восковыми пробками вместо глаз. Вдоль стен тянулись металлические стеллажи, уставленные банками, в которых плавали препараты, вызывавшие тошноту у тащившегося следом хвоста. Он наверняка был проинструктирован нанимателями, что особенно в музеях надо держать ухо востро и не упустить ни одного движения объекта. Любят встречаться разведчики со связными в культурных учреждениях.

Трупики попугаев ара лежали в ящиках навытяжку, как павшие в неравном бою с пытливыми орнитологами гренадеры в красных мундирах. Ящики с птицами выдвигались из металлических боксов, занимавших стены от пола до потолка и напоминавших морг. Здесь хранились и гнезда в пластиковых коробках. Эта частная коллекция конца девятнадцатого века считалась одной из лучших и ценных в мире. Фардин фотографировал все, в надежде похвастаться перед коллегами в Тегеране.

Когда самолет Тегеран — Каракас взлетел, Фардину начало казаться, что не все так уж критично, а уж тем более — не фатально.

А убедившись, что