— Да, помню. Думаю, это был он, а послание могло сыграть скверную роль… Как думаешь, он снова начнет?

— Не знаю.

— Но ты не можешь ответить «не знаю». Я тебе запрещаю, черт тебя побери!

Сабина сказала это, смеясь, словно шутливо жаловалась на плохо оказанную услугу. Нардо, чтобы подыграть ей, тоже засмеялся.

— Это мы еще посмотрим, начнет он снова или нет, Сабина. Посмотрим.

— Ладно, ты прав… однако… как бы это сказать… я…

— Я знаю, девочка. Тебе это все наскучило.

— Это настолько видно?

— За милю, как говорится. Но это хорошо. По мне, так если человек заскучал, это серьезный признак.

— То есть?

— Все мы — крокодилы, что ты на это скажешь?

— Нет, я бы этого не сказала…

— Молодец. Крокодилы могут очень быстро рвануть с места, хотя перед тем часами лежат неподвижно, глядя перед собой в одну точку. Знаешь почему?

— Не-а, просвети меня.

— Потому что не боятся охотников, у них слишком сильный бросок. Они способны есть один раз в неделю, а их охотничьи приемы практически безошибочны. Это позволяет им выживать в любых условиях, даже в тех, которые привели к вымиранию динозавров.

— Но ведь мы же всего-навсего голые обезьяны, верно, маэстро?

— Совершенно верно. В отличие от них, наши гены сформировались за миллионы лет отчаянной борьбы за выживание, чтобы добыть себе пищу и самим этой пищей не стать. Наиболее активные, шустрые и предприимчивые из наших пращуров ели лучше, жили дольше и производили больше потомства, такого же предприимчивого, как они сами. А мы, плоды этой эволюции, живем в нашу благословенную эпоху и вынуждены ходить в спортзалы и садиться на диеты, чтобы сбросить накопленный жир, тогда как в течение долгих веков прекрасно понимали, что сдохнем с голоду, если не будем каждый день выкладываться по максимуму. Отсюда и наши тревожные состояния, и наша апатия, депрессии или то, что современным языком называют паническими атаками. Нас, голых обезьян, убивает готовая пища, безделье и то, что поле зеленое, а еще то, что мы получаем готовую пищу только в тот период, что соответствует двум последним полоскам травы на поле. Остерегайся тех, кому не тоскливо, потому что это вырождение вида, и на зеленом поле он неизбежно долго не протянет и вымрет.

— Но ведь, значит, и ты сам постоянно тоскуешь?

— Тоскую, но всегда стараюсь чем-нибудь себя занять, как ты, наверное, заметила. Однако тоскую страшно, невыносимо, каждый день, каждую минуту.

— Ну, тогда ты просто настоящая горилла.

— Заметь, голая горилла.

— И ты в самом деле всегда тоскуешь?

— Нет, не всегда; вот с тобой, например, не тоскую.

— Ну вот, только я собиралась это сказать, как ты меня опередил… Зануда!

Уже в который раз буек в их навигации мог бы стать спинакером, треугольным парусом при кормовом ветре, но они ему не позволили. Они обошли этот неумелый маневр молчанием, несколько секунд пристально глядя друг другу в глаза. Пока Сабина подбирала слова, чтобы объяснить ему, что она никогда не сделает первый шаг, поскольку это не в ее привычках, Нардо быстро разрядил обстановку:

— И когда у тебя кончается больничный?

Сабина вздохнула, слегка разочарованная, но виду не подала.

— Во вторник я иду к врачу. Собираюсь добиться разрешения выйти на работу, хотя и понимаю, что новая должность мне не по нраву.

— Отлично. Я считаю, что ты уже можешь вернуться домой, если захочешь. Но не скрою, ты доставила бы мне удовольствие, если б осталась на выходные, если тебя это устраивает.

— Меня устраивает, Нардо, еще как устраивает!

— Но должен предупредить, что мне предстоят трудные дни, и я, как и в последнее время, не смогу уделять тебе достаточно внимания. К сожалению…

— Долг превыше всего, мой Бэтмен! Но я всегда готова протянуть руку помощи. Как ты на это смотришь?

Нардо задумался и еле заметно кивнул. Он был явно удивлен таким предложением.

— Ну, а почему бы и нет? Ведь мы с тобой неплохо поработали в последний раз.

— Вот и хорошо… Кстати, какие известия о Кире и Джордано?

— Позавчера Кира пришла на похороны Джордано…

Сабина вытаращила глаза и приоткрыла рот от изумления. А Нардо продолжил:

— Она проявила большое мужество: было нелегко выдержать взгляды его семьи. Думаю, она сделала правильно, что пришла пролить последние слезы над Джордано, хотя он этого и не заслуживал. Она быстро придет в себя, и без этого груза ее новая жизнь покатится под откос.

Сабина не знала, что и сказать, хотя в ее работе смерть была частью хлеба насущного. А Нардо принялся отвечать на вопросы, которые она не успела задать.

— Джордано был слабым, но достаточно умным, чтобы понять, что собственными руками разрушил свою жизнь. Он повесился в камере спустя четыре дня после ареста и постановления о предварительном заключении, которое окончательно его доконало. Кстати, такое постановление было вынесено по материалам актов, которые редактировала ты.

— У меня нет слов…

— Это суровый закон саванны, моя дорогая, и он правит миром на территории всего зеленого поля. Сказать по правде, у меня не получается сожалеть о нем. Более того, мне кажется, что, если не считать дикости последнего поступка, эта горилла действительно хоть что-то поняла — правда, слишком поздно.

Сабина быстро встряхнулась, целиком положившись на монументальную уверенность собеседника:

— Ну, тогда мир его душе…

— Да. Скажем так… Значит, завтра работаем командой?

— Конечно. А что нам предстоит?

— «‘Ндрангета»[13].

«Интересно, когда же я наконец перестану замирать с разинутым ртом после каждой фразы, произнесенной Нардо?» — спросила себя Сабина и тут же сделала хорошую мину при плохой игре:

— Ах, это?.. Ну, так это не в первый раз. Введешь в курс дела?

— Нет, я все расскажу тебе завтра. А сейчас пошли спать, мы оба как выжатые лимоны. Если еще держишься на ногах, лучше пойди найди в архиве досье Розанны и изучи его. Но все-таки я бы советовал тебе пойти спать. Дать тебе что-нибудь? Ромашку или таблетку?

— Нет, не надо. Я не позволю ни Роберто, ни Джордано, ни всему Соединенному Королевству вывести меня из строя, будь спокоен.

— Вот теперь ты мне нравишься. Спокойной ночи, Сабина.

Они встали, чтобы разойтись по комнатам, но тут Сабина вспомнила про утренний телефонный звонок.

— Нардо, извини, но сегодня утром ты позвонил и сказал, что должен со мной поговорить. Что ты хотел мне сказать?

— Да так, ничего срочного. Теперь, когда я знаю, что ты еще у меня задержишься, успеем спокойно все обсудить. Спокойной ночи.

10

Рано утром