— Ладно, я поняла. Но при чем тут мы с Роберто и все остальные, у кого отношения полиняли и стали скучными?

— Не полиняли и не стали скучными, а стали просто-напросто нормальными. Расслабься, поменяй перспективу, включи мозг и поймешь, что сердиться из-за того, что отношения плохо заканчиваются, это все равно что гневаться, зачем солнце вечером садится, потому что тех отношений, которые заканчиваются хорошо, на самом деле не существует.

— Ты прав. Но что это значит?

— Инстинкт самосохранения генетически обусловлен у каждого дикого зверя. Мы, голые обезьяны, и еще несколько видов животных достигли способности проецировать наши действия в будущее. Значит, мы умеем остерегаться, если последствия того, что мы предвидим, нас пугают. Малыш нескольких лет от роду не шагнет в пустоту, он подсознательно боится высоты. Когда вырастет, он поймет почему. Потом он с удовольствием прыгнет, но только если у него будет парашют или что-то мягкое снизу. Понимаешь меня?

— Да, я уже все поняла. Любовные отношения в некотором смысле дают нам ощущение, что мы находимся внутри своего автомобиля. Я правильно уловила?

— Правильно. Именно поэтому мы во всех смыслах отпускаем себя в присутствии партнера, в каком-то странном убеждении, что отношения, которые нас связывают, никогда не кончатся. Взаимное доверие, интимность дают нам чувство защищенности, заставляют нас чувствовать себя в автомобиле, больше того — дома. И это ощущение длится, как в сообщающихся сосудах, даже когда что-то ломается. Мы продолжаем чувствовать себя под защитой автомобиля и видеть внизу матрасик, который смягчит все наши прыжки.

— А тем сообщением, которое мы только что отправили, мы выдернули матрасик из-под Роберто.

— Совершенно верно. Еще не факт, что это подействует, но попытаться стоило. А теперь, Сабина, ответь мне на один вопрос, только внимательно подумай. Роберто сумасшедший?

— В каком смысле?

— Отвечай не думая, ты ведь его хорошо знаешь. Он сумасшедший?

— Да нет, конечно! Какого черта… Скорее, наоборот.

— Учти, я его не знаю, поэтому полностью полагаюсь на тебя. Мои методы работают всегда или почти всегда, но только с психически нормальными людьми. Будь они неграмотны или научно подкованы, значения не имеет. Каковы бы ни были современные надстройки, они не вмешиваются ни в гены, ни в инстинкты, потому что, уверяю тебя, поле остается зеленым в любом случае. Но если мы имеем дело с психическими патологиями, явными или скрытыми, надо быть очень внимательными. Человеческий разум — это бездонный колодец, и его ресурсы до конца никогда не используются. Там, где есть патология, зачастую эффективен только один способ вмешательства: окончательное решение проблемы с помощью силы.

— Ты начал сомневаться, не болен ли он. Почему?

— Если ты уловила мою мысль, значит, знаешь ответ.

Сабину уже начала одолевать усталость, но она сделала последнее усилие, все еще находясь в плену притягательности этих волнующих бесед о ее жизни, непоправимо посредственной, как и многие другие жизни. На этот раз ей было нетрудно уловить мысль Нардо.

— Потому что он явно перестарался, хотя и ясно понимал, каковы могут быть последствия по ту сторону вполне законного ощущения защищенности либо в автомобиле, либо с парашютом за спиной.

— Молодец, получаешь повышение по службе. Возможно, подогретый твоим молчанием, которое совсем не всегда помогает разрешить проблему, он надавил на какую-то кнопочку, из-за чего я усомнился в его психическом здоровье. У него есть жена, есть ребенок, вот-вот родится еще один, у него завидное положение, он может иметь практически любую женщину, какую только пожелает. И все это поставить на кон только из-за того, что твоя любовница бросила тебя, обнаружив, что ты ее унизил? Не очень-то это вяжется со стандартным поведением голой обезьяны его породы. Так говорит мой опыт, и это меня тревожит.

— На самом деле и я встревожена.

— А у него были прецеденты? Я вот что имею в виду: известны ли тебе случаи в прошлом, когда он терял голову в сходной ситуации или проявлял неуравновешенность?

Сабина задумалась, склонив голову набок, как делают обезьяны, однако Нардо ей на это указывать не стал. Наконец она вспомнила:

— Со мной он никогда не проявлял насилия. Но однажды рассказывал, что в юности у него случился бурный роман с одной девушкой, которая была помолвлена. Она ему изменила, и он «больше никогда ее не видел». Он так и сказал, слово в слово.

— Ясно. Однако многие мои клиентки говорили, что при разрыве отношений, изменах и прочих изменениях реакция, хотя бы минимальная, не только оправдана, она обязательна! Накануне мы гуляем рука в руке, обсуждаем отпуск на море с будущими детишками, а на следующий день ты сообщаешь мне, что уходишь к другому или к другой, и желаешь всяческих благ… И если я не потребую объяснений, не затопаю ногами, то и вправду окажусь животным. Как думаешь?

— Конечно…

— Не случайно преступление называется «акт преследования» и наказуемо только в том случае, когда перейдены определенные границы.

— Насколько я знаю, ту девушку Роберто тоже прогнал…

— Вот оно что. Это плохо… это не отменяет моих сомнений, но в любом случае это ценная информация. Посмотрим, как он отреагирует на послание, если вообще отреагирует.

— Думаешь, может не ответить?

— Может. Ведь мы же можем предположить и даже допустить, что все гадости в твой адрес — его рук дело. У нас, правда, нет доказательств, кроме того букета роз, присланного издалека…

Сабина не услышала последних слов этой фразы, настолько поразило ее болезненное подозрение. Она немного помолчала. Инстинкт велел ей ничего не говорить, но она не смогла удержаться и с напряженной улыбкой бросила:

— Неужели нельзя просто понять, что мы действительно любили друг друга?

Нардо резко выдохнул. Он ничего не сказал, только, с трудом сдерживаясь, слегка покачал головой. У Сабины возникло ощущение, что от этой фразы у него опустились руки, что она все разрушила, свела на нет весь долгий путь, пройденный учителем с самозабвенной страстью. Она вдруг почувствовала себя глупой девчонкой и вытаращила глаза, силясь найти хоть какой-то способ все исправить.

Об этом позаботился он, как всегда, первым сделав шаг вперед:

— Ты устала, Сабина. Иди-ка спать. А я разложу по местам кое-какие бумаги и тоже лягу. На завтра у меня назначено много встреч, я должен быть в форме.

— Прости меня, я сказала полную чушь.