доверия, он полностью его заслуживал.
— Значит, у тебя нет постоянных отношений. Я имею в виду девушку, невесту…
— Не в том смысле, который ты вкладываешь в это понятие. Кстати, такой смысл мне не нравится. У меня есть много почти постоянных связей, но нет такой женщины, которой я мог бы доверить помыть у меня полы, выгладить мои рубашки или сделать еще что-нибудь такое, что я сам ненавижу по определению.
— Ты — противник семейной жизни?
— Нет, Сабина. Однако позволь тебя остановить. Нынче такие разговоры не очень уместны. Мне нравится с тобой разговаривать, я обожаю твой взгляд, когда ты внимательно следишь за губами собеседника. Мы еще наговоримся, я чувствую в этом такую же потребность, как и ты, поверь мне. Но сегодня у тебя был очень тяжелый день, и это не считая ареста Джордано, а мой долг — добиться, чтобы таких дней у тебя больше не было.
Похоже, ей не понравился такой стремительный захват позиций, а потому Нардо галантно улыбнулся и приветливо и мягко удовлетворил исконное женское любопытство:
— Что касается семьи, то я был бы сумасшедшим, ели б не определил суть тех заслуг, которые семья приобрела в ходе развития современного общества. Но, как исследователь, могу утверждать, что семья — принуждение, противоречащее природе, которое сложилось в ответ на весьма архаичные требования, и мало подходит для сегодняшнего дня, а потому, скорее всего, исчезнет. А когда исчезнет, у меня будет гораздо меньше работы, но будет это, увы, не сегодня, и я полагаю, что пока могу жить спокойно.
— Ты надеешься, что институт семьи перестанет существовать?
— Не делай поспешных выводов. Для таких прогнозов существуют ученые, пусть они и занимаются этим, ограничиваясь наблюдениями за обезьянами: какими мы были, какие мы есть и какие обезьяны из нас получатся.
— И все же обезьяны, как бы там ни было… Вот этого я не понимаю.
— Я потом объясню, а сейчас тебе достаточно знать, что как «раса», прости за неподходящий термин, мы существуем уже около двадцати миллионов лет. Это более чем достаточно для формирования всех убеждений, о которых тебе так хочется узнать и которые я нашел в библиотеке этажом ниже. Их я и применяю ежедневно для выравнивания тех дисфункций, которые возникают в результате абсурдных представлений, таких как брак, верность, обладание и тому подобных.
— Ты слишком уверен в себе, Нардо.
— Тебя это раздражает?
— Меня это восхищает.
— Отлично. Ну как, спать не захотелось?
— Сон вообще ушел.
— Тогда за работу, Сабина. Время самое подходящее. Включи-ка свой мобильник и дай мне просмотреть и проанализировать все твои разговоры с этой крупной обезьяной по кличке Роберто. Посмотрим, какой путь выбрать, чтобы его обезвредить.
* * *
Как только мобильник включился, он сразу начал принимать серию эсэмэсок и вызовов, оставшихся без ответа: все номера абсолютно незнакомые. Скорее всего, это были те, кто хотел попытать счастья, прочитав объявления на стенах бань и придорожных ресторанчиков и удостовериться в их подлинности. Многие из них, во избежание недоразумений, тоже послали эсэмэски, чтобы не прогадать и не пропустить возможность обещанных удовольствий.
Нардо не обратил на них внимания — его интересовал чат на вотсапе с самого начала взаимоотношений Сабины и Роберто. А для этого надо было, чтобы приложение всякий раз загружало данные из архива. Он объяснил Сабине, что должен понять, как зарождались их отношения, а самое главное — как они развивались до момента спада. И все сведения должны быть достойны доверия, на случай, если будет необходимо встать на ее место, чтобы ответить на возникающие вопросы, и если Роберто решит заставить ее возобновить контакты. Кроме того, этот анализ даст ему множество детальных данных о том типе обезьяны, с которым они имеют дело.
— Черт возьми, но тогда, значит, не все обезьяны одинаковы!
— А я разве это говорил? Я говорил, что за миллионы лет эволюции накопилось множество неоспоримых данных, вот и всё. Исходя из этих данных, можно лучше понять некоторые детали поведения человеческих особей и либо выправить, либо предвидеть их. Если б люди были одинаковы, то все преследователи моих клиенток кончали бы разбитыми о багажник мордами, как Джордано. Но уверяю тебя, в большинстве случаев это не так.
— И слава богу. Иначе ты сам, рано или поздно, оказался бы в тюрьме.
Нардо искоса посмотрел на нее:
— Удивительно слышать такие вещи от сотрудника полиции… У тебя есть сомнения, что мое сегодняшнее вмешательство было законным со всех точек зрения? И особенно с точки зрения закона?
— Нет, я не это имела в виду. Извини, продолжай, пожалуйста.
— Если хочешь сообщить мне, что я все еще хожу в подозреваемых по делу супругов Брульи, то передай своим коллегам, что они попусту теряют время, лишь бы что-то изменить.
Сабина впервые уловила в скульптурном облике своего собеседника легкую тень сомнения. И тут же заметила, что совсем выбросила из головы дело об убийстве, и вспомнила, что вообще-то находится в доме единственного подозреваемого. День выдался нелегкий, что вполне оправдывало такую забывчивость, но сейчас самым сильным чувством у нее было сожаление. Сабине показалось, что она обидела Нардо, и она поспешила исправить положение: еще подумает, что она поставила под сомнение сегодняшнюю операцию…
— Я вообще больше ничего не знаю об этом расследовании. Меня отстранили, как только я попыталась сдать дело в архив, ты ведь знаешь. Если б не отстранили, я не была бы сейчас здесь; можешь мне поверить, я серьезный профессионал. Сегодня ты был великолепен со всех точек зрения. У меня просто нет слов, только аплодисменты. Ты спас человеческую жизнь, и я буду свидетельствовать об этом на суде над Джордано, после того как дам письменные показания под протокол. Извини, Нардо, я ни на что не намекала…
— Ладно, Сабина, поехали дальше. У тебя была привычка обмениваться с Роберто фотографиями определенного типа? Не надо стыдиться, это абсолютно естественно.
— Да, и, сказать по правде, довольно часто.
— Ты их сохраняла, удаляла или оставляла в чате? А он?
— Я их постоянно оставляла в чате, а потому и в галерее, ты их там найдешь… А Роберто — не знаю… Кажется, он как-то сказал, что самые красивые оставляет в запароленных файлах. Но почему?
— Любое поведение подсказано выбором. Иногда выбор исходит от разума; часто, напротив, продиктован инстинктом. Я должен буду просмотреть все файлы, чтобы дать им оценку. Знаю, это вопрос щекотливый, поэтому считаю правильным тебя предупредить.
Нардо выровнял штурвал после короткого отступления от курса, а может быть, она все это себе напридумывала… Так или