звонил вовсе, даже раз в неделю. Чтобы справиться хотя бы о ком-то из нас. 
– Я не осмеливался. Ты слишком разозлилась на меня. И приняла мамину сторону.
 – Ты станешь винить меня за это?
 – У тебя двое родителей, Джейн.
 – Но один из них ушел. Разбил маме сердце и сбежал со шлюшкой.
 – Сдается мне, что твоя мама вовсе не так уж переживала.
 – Знаешь, сколько месяцев она мучилась, прежде чем дойти до нынешней ситуации? Сколько ночей напролет она проплакала? Пока ты тусовался с этой не-пойми-кем, мама силилась постичь, как ей прожить в одиночку. И она поняла. Надо отдать ей должное: мама приземлилась на лапы и прекрасно себя чувствует. Можно сказать, отлично.
 Казалось, эти слова прозвучали для отца как удар, будто бы Джейн в самом деле обрушила на него кулак. Даже в полумраке этого коктейльного зала было заметно, как сморщилось его лицо, как опустились плечи. Фрэнк уронил голову на руки, и Джейн услышала нечто похожее на рыдание.
 – Пап? Папа!
 – Ты должна остановить ее. Она не может выйти за этого мужчину, не может.
 – Папа, я… – Джейн посмотрела вниз, на мобильный, который вибрировал у нее на поясе. Быстро глянув на дисплей, она поняла, что звонят откуда-то из Мэна, номер незнакомый. Она подождала, пока сработает автоответчик, и снова переключила внимание на отца. – Папа, что происходит?
 – Это была ошибка. Если бы я мог повернуть время вспять…
 – А я думала, ты помолвлен с этой, как ее…
 Он сделал глубокий вдох:
 – Сэнди разорвала помолвку. И выкинула меня вон.
 Джейн не произнесла ни слова. Некоторое время слышалось лишь позвякивание кубиков льда и потряхивание шейкеров в баре.
 Не поднимая головы, Фрэнк пробормотал куда-то себе в грудь:
 – Я живу в дешевой гостинице, тут, за углом. Поэтому и попросил тебя о встрече в этом месте, ведь теперь я здесь и зависаю. – Он изумленно усмехнулся. – В гребаной коктейльной «Арабские ночи»!
 – Что у вас произошло?
 Он поднял голову и посмотрел в глаза дочери:
 – Просто жизнь. Скука. Не знаю. Она сказала, что я за ней не поспеваю. Будто бы я веду себя как старый пердун, которому каждый вечер подавай готовый ужин, а она должна быть служанкой.
 – Возможно, ты наконец оценил маму.
 – Ну да, никто не сможет превзойти маму в готовке, это, черт возьми, правда. Так что, вероятно, я действительно был не прав, ожидая, что Сэнди будет ей соответствовать. Но понимаешь, не стоило сыпать соль на рану. Называть меня старым.
 – Ай! Наверное, это больно.
 – Мне всего-то шестьдесят два! Оттого что она лишь на четырнадцать лет младше, Сэнди не становится юной девицей. Но именно таким она меня считает, слишком старым для нее. Слишком старым и потому ненужным… – Фрэнк снова уронил голову на руки.
 Похоть угасает, а потом ты видишь своего нового восхитительного любовника при ярком дневном свете. Видимо, Сэнди Хаффингтон проснулась как-то утром, взглянула на Фрэнка Риццоли и заметила морщины на его лице, обвисшие щеки. Когда гормоны улеглись, ей остался шестидесятидвухлетний старик, дряхлеющий и лысеющий. Она подцепила чужого мужа, а теперь ей захотелось выкинуть добычу.
 – Ты должна помочь мне, – проговорил он.
 – Тебе нужны деньги, папа?
 Фрэнк резко вскинул голову:
 – Нет, об этом я не прошу! У меня есть работа – зачем мне нужны твои деньги?
 – Тогда что же тебе нужно?
 – Мне нужно, чтобы ты поговорила с мамой. Сказала ей, что я жалею.
 – Она должна услышать это от тебя.
 – Я пытался сказать ей, но она не захотела выслушать меня.
 Джейн вздохнула:
 – Хорошо, хорошо, я скажу ей.
 – И… и спроси у нее, когда я смогу вернуться домой.
 Джейн уставилась на отца.
 – Ты шутишь!
 – Почему у тебя такое лицо?
 – Ты думаешь, мама позволит тебе переехать назад?
 – Полдома принадлежит мне.
 – Да вы убьете друг друга!
 – Не хочешь, чтобы твои родители снова были вместе? Разве дочь может говорить такое?
 Джейн сделала глубокий вдох, и, когда она заговорила, слова прозвучали четко и ясно.
 – Так, значит, ты хочешь вернуться к маме и жить как прежде. Ты это хотел сказать? – Она потерла виски. – Черт побери!
 – Я хочу, чтобы мы снова стали семьей. Она, я, ты и твои братья. Вместе отмечали бы Рождество и День благодарения. Чтобы мы были вместе во все другие прекрасные праздники и прекрасные ужины.
 «В основном прекрасные ужины», – поняла Джейн.
 – Фрэнки на нашей стороне, – продолжал отец. – Он хочет, чтобы это случилось. И Майк тоже. Нужно только, чтобы ты поговорила с ней, потому что тебя она слушает. Попроси ее взять меня назад. Скажи, что все должно быть именно так.
 – А как же Корсак?
 – А кого он волнует, черт возьми?
 – Они помолвлены. И планируют пожениться.
 – Твоя мать еще не разведена. Она по-прежнему моя жена.
 – Тут дело только в документах.
 – Тут дело в семье. В том, как должно быть. Прошу тебя, Джейн, поговори с ней. И мы снова станем семейством Риццоли.
 «Семейством Риццоли», – повторила про себя Джейн. И задумалась о том, что это значит. Это их история. Все праздники и дни рождения, которые они отмечали вместе. Воспоминания, принадлежавшие только их семье. За этим стояло нечто сакральное, нечто, что невозможно просто так отбросить; Джейн была достаточно сентиментальной – она тосковала по этой утрате. И вот теперь есть возможность восстановить, склеить все это заново, чтобы мама и папа опять были вместе, как прежде. Фрэнки и Майк хотят этого. Папа хочет этого.
 А мама? Чего же хочет она?
 Джейн вспомнила о розовом свадебном платье из тафты, которое Анжела с такой гордостью показывала ей. Вспомнила, как они с Габриэлем последний раз приходили к маме на ужин; тогда Анжела и Корсак хихикали, словно подростки, и наступали друг другу на ноги под столом. Глядя на сидевшего напротив отца, Джейн не могла припомнить, чтобы он хоть когда-нибудь наступал маме на ноги под столом. Или хихикал. Или шлепал Анжелу по попе. Она видела перед собой усталого, разбитого мужчину, сделавшего ставку на чудаковатую блондинку и проигравшего. «А если бы я оказалась на месте мамы, – задумалась Джейн, – приняла бы я его обратно?»
 – Джени? Поговори с ней от моего имени, – взмолился Фрэнк.
 Риццоли вздохнула:
 – Ладно.
 – Поторопись. Не то она слишком сблизится с этим подонком.
 – Корсак не подонок, папа.
 – Откуда ты знаешь? Он пришел и забрал то, что ему не принадлежит.
 – Он пришел, потому что появилось свободное место. Ты ведь понимаешь, верно, что многое изменилось с тех пор, как ты бросил ее? Мама изменилась.
 – Я хочу вернуть ее такой, какой