сделала, – с презрением сказала она. – Он в Ульске. Сидит в камере предварительного задержания.
– Но… – не знала, что сказать, я.
– По какому обвинению? – пришёл мне на помощь Владимир.
– Формально – ни по какому, – ответила бывшая оперативница. – У меня там остались связи, коллеги и друзья. Они не то что вы, и готовы помогать своим. Я сказала, что этот тип подозревается в телефонном мошенничестве, что он выманивал деньги у бедных старушек, сказала, что это хитрая тварь, может называться другим именем, поэтому надо подержать его в камере, пока я всё правильно не оформлю, чтоб он не ушёл. И они с радостью пошли мне навстречу.
– А Ромка? – спросила я, поражаясь чужому коварству. – Он что, добровольно поехал в Ульск и дал запереть себя в камеру?
– Да, прям. Когда он отказался… Когда он сказал, что я ненормальная, услышав мой план…
– Это потому, что он хороший человек, – вставила я.
– Мне пришлось на время его нейтрализовать, – не слушая меня, продолжила женщина.
– Нейтрализовать? – с некоторым страхом спросила я. А Владимир тут же достал телефон и принялся кому-то звонить.
– Когда я забирала его в камеру, он был пьян в лоскуты, даже слова не мог сказать.
– Но Ромка не пьёт, – поразилась я.
– И что? Все не пьют. Ты знала, что если внутривенно ввести очень малое количество алкоголя, то человек будет пьян в говно буквально через пять минут?
– Нет, – немного растерянно ответила я.
– И что, взрослый здоровый мужик так просто дал себе ввести в вену непонятное вещество? – услышали мы голос Матвея, я обернулась: двое полицейских помогали Амелии Литовой спуститься вниз по склону, а Матвей шагнул к нам.
Вместо ответа женщина отвернулась.
– Или ты по устоявшейся традиции тоже шваркнула его чем-то по голове? – спросил мужчина. И по выражению лица оперативницы я поняла, что это правда.
– Это вас, – неожиданно сказал Владимир и протянул мне свой сотовый. Я убрала свисток и неловко взяла чужой аппарат, все еще держа в другой руке смартфон Матвея.
И когда я поднесла телефон к уху, то услышала такой родной и знакомый голос:
– Ленка… черт, Ленка, – и чуть не разревелась от облегчения.
Ромка был жив. Наверное, это самый лучший исход этого длинного дня, на который я только могла надеяться.
22
— Я взрослый! Я взрослый! Я взрослый? — с некоторым сомнением спросил Санька.
— Конечно, — заверил его Ромка, обнимая за плечи. — Мне даже показалось, что ты вырос на несколько сантиметров, пока меня… пока я ездил по делам — добавил он, смеясь.
— Я взрослый, — на этот раз с уверенностью выкрикнул сын и побежал к бассейну, у которого обливались водой дети.
— Мне в самом деле показалось, что он изменился за те несколько дней, что я его не видел. — Ромка выпрямился и посмотрел на меня. — И он и ты. Черт, это были самые хреновые четыре дней в моей жизни.
Я взяла его за руку и сжала. Не знала, как ещё подбодрить.
— Эй, хозяева! — раздался крик от калитки. — К вам можно?
— Нужно, — со смехом сказала я, направляясь к забору. И сразу увидела стоящего около машины Матвея, через плечо которого была перекинута чёрная спортивная сумка.
— Только я не один, — предупредил он с улыбкой. — Со мной девушка.
На мгновение моя улыбка застыла, потому что я ожидала всего чего угодно, но только не этого. Это походило на удар под дых, наверное, именно это чувствуют девушки, когда парень, с которым они встречаются, оказывается женат. Но я всё-таки смогла удержать улыбку на лице и даже нейтральным тоном добавить:
— Конечно.
И тогда дверь открылась, и я увидела вылезающую из автомобиля Наталью Литову с ярко упакованным подарком в руках.
— Надеюсь, вы не возражаете? — несмело спросила девушка. — Мне очень хочется познакомиться с племянником.
— Не возражаю, — ответила я, стараясь ничем не выдать нахлынувшее на меня облегчение.
— Послезавтра похороны, — сказал Матвей, когда девушка прошла во двор. — Полицейские наконец-то отдадут нам тела отца и брата. — Он вздохнул, вот захотелось ее немного порадовать.
— Как твоя мама?
— Лучше. Командует медсёстрами, требует рыбу под маринадом на ужин и грозиться уйти домой. Когда это и в самом деле произойдет, весь персонал больницы вздохнет с облегчением.
Дом и так уже был полон народу, так что на новых гостей почти не обратили внимания. Кто-то накладывал себе еду в тарелку, кто-то открывал смеялся, кто-то наливал бокал, кто-то швырнул детям мяч, и тот улетел в бассейн. Санька радостно скакал и, кажется, умудрялся находиться везде и всюду одновременно. Тесть неторопливо жарил шашлык на мангале, о чём-то переговариваясь с Романом. Казалось, что Валентин Иванович скинул лет десять с тех пор, как я вчера привезла домой немного растерянного и очень дурно пахнущего Ромку. Я знала, что они полночи проговорили о чём-то в кабинете, но так или иначе все недомолвки и недоразумения между отцом и сыном были решены.
— Привет, — Наташа помахала рукой Саньке и, присев, отдала яркий подарок. — Это тебе. Надеюсь, понравится, — заметила она, когда Санька убежал вместе с подарком к своим друзьям.
Было очень шумно, наверно, поэтому я не сразу услышала, что сказал Матвей. Ему даже пришлось повторить чуть громче.
— У меня тоже есть для него подарок. Санька! — крикнул он, приседая и снимая с плеча спортивную сумку.
— Что? — ответил сын, подбегая.
— Хочу подарить тебе подарок. И я очень надеюсь, твоя мама не прибьёт меня после этого. Собственно, я опасаюсь, что она вообще не захочет меня видеть после этого.
Матвей бросил на меня озабоченный взгляд, от которого моё сердце забилось чуть быстрее.
— Что это? Что? Что? — Санька почти подпрыгивал на месте.
И тогда Матвей расстегнул молнию на спортивной сумке. Первое, что я увидела, это влажный коричневый нос, а потом смогла разглядеть, кому он принадлежит. Из сумки выглянул немного очумелый щенок с висячими ушами. И не успела я ничего сказать по этому поводу, как двор огласил вопль сына:
— Собака! Собака! Моя собака! — заверещал Санька, вытаскивая из сумки испуганно вздрогнувшего щенка.
—