Не было. Тишина. Но когда человек несколько лет подряд минута в минуту, ровно в двадцать три тридцать, приходит домой, а тут уже почти полвторого ночи и его нет, то это не просто повод волноваться. С женой, с Лариской, конечно же что-то произошло. Он это знал наверняка. Если часа полтора назад он еще был спокоен, мало ли что с транспортом, то теперь не сомневался: беда случилась. Он не понимал ее размеры и что с этой бедой надо делать, но колотило его основательно, зуб на зуб не попадал, прямо как в том проклятом сугробе. Нервы были ни к черту!

И когда он услышал, как в замке их квартиры провернулся ключ, у него уже не было сил встать. Слава богу, жива!

– Ну что, где тут у тебя ванная? Рожу иди помой!

Он так бы и продолжал сидеть, приходя в себя от схлынувшего напряжения, но хриплый мужской, а вовсе не его жены, голос заставил его выскочить в прихожую. На пороге стояли двое. Коротко стриженный неизвестный в турецком «Адидасе» и окровавленная, заплаканная женщина, в которой он не сразу узнал свою жену.

– Что?! – закричал Стас, совсем не понимая, что происходит.

Дальше все было как в плохом фильме про бандитов.

– А ты кто такой? – забыковал вдруг незваный гость, делая шаг назад, а жена, медленно оседая по стеночке, прохрипела:

– Он… он… меня хотел изнасиловать…

– Замолкни, сука! А это что за чмо такое нарисовалось? Эй, фраер, это твоя баба, что ли? Так она у тебя шлюха!

Стас не помнил, как бил, куда бил и сколько времени на это потратил. Неуправляемая вспышка ненависти, презрения и гнева, и вот у его ног корчится нечто похожее на человеческое тело, которое еще чуть-чуть – и вовсе можно лишить жизни, но сдавленный крик жены останавливает казнь.

– Не надо больше, хватит! Ты его убьешь! Прекрати! Стас, довольно, прошу тебя!

Стас замер и огляделся. Разбрызганная кровь даже на потолке. Хрипящая масса под ногами. Действительно, наблюдался явный перебор в приготовлении из человека-ублюдка отбивной котлеты! Не сразу, не за одну минуту, равновесие сил и чувств возвратилось к нему. Первым делом он достал наручники и пристегнул к двухпудовой гире руку дурака, потом успокоил жену, усадив ее на стул в комнате, и, наконец, умыл руки:

– Рассказывай!

– Нет, я хочу в ванну. У меня все волосы в крови!

– Нельзя. Ты смоешь следы насилия, а нам еще ехать в травматологию. Я посажу этого ублюдка! Рассказывай!

Слезы сами текли из ее глаз. Лариса несколько раз срывалась на крик, но он гладил и гладил ее по руке, и она, словно повинуясь его гипнотической воле, говорила все тише и спокойнее. Он внимательно слушал, хотя понимал, что ничего нового она не расскажет. Он уже слышал такое не раз. Да, конечно, все было банально просто, в духе того проклятого времени, в которое их загнали без их на то согласия. Непонятно ему было одно, кого благодарить, что она осталась живой, Господа Бога или ее саму за сообразительность и недюжинную смекалку.

Ларису задержали на работе, и, когда она прибежала на остановку, последний трамвай уже скрывался за поворотом. Перспективу прошагать полгорода пешком на ночь глядя она отвергла сразу и потому стала ловить попутку. Остановился… этот. Цену приемлемую назвал, а когда поехали, то заблокировал дверь и стал возить ее по городу. Требовал интима. Завез за город, пытался раздеть и ножиком угрожал. Она каким-то чудом открыла в машине дверь и побежала к лесу. Уж думала, что убежала, как чуть не потеряла сознание, когда почувствовала страшный толчок, который отбросил ее лицом в снег. Это он ее догнал и ногою, с прыжка, ударил в спину. Она упала, а он навалился сверху и стал срывать с нее одежду. Несколько раз саданул кулаком по голове.

– Поехали лучше ко мне домой. Вижу, что ты не успокоишься, а у меня дома никого нет. Поехали, здесь очень холодно, – крикнула Лариса, уже ни на что не надеясь.

– И то дело, – вдруг согласился озверевший бык, вставая и отряхиваясь от снега. – Поехали, а то я тут хрен себе отморожу, а это мне не в кайф!

– «Не в кайф»! – пробормотал Стас. – Скотина! Будет ему кайф на параше!

– Вот и привезла его прямо тебе в руки. Как хорошо, что ты сегодня вечером дома. Как хорошо.

– Умница, умница ты моя! Все будет хорошо. Все будет хорошо. Болит что?

– Да все тело ноет, как будто под прессом побывала. Ну ему от тебя тоже хорошо досталось. Он там хоть живой? Глянь!

– Да хоть бы и сдох, псина такая!

– Ну да, потом садиться из-за такой падали.

– Да мы никому и не расскажем. И, значит, никто и не узнает, если мы сами не скажем.

– А тело?

– В ванной потихоньку распилим, а я потом по частям в рюкзаке собакам бездомным перетаскаю.

– Да ну тебя с твоими шутками! Вызывай милицию!

– Я уже вызвал. Своих. Ты пока полежи, а я пойду поговорю с этим уродом.

Разговор не заладился сразу. С гонором оказался клиент, упертый.

– Как зовут тебя, чудило?

– Шам ты шудило… Фиталя я, Шамафшкий. Ушёк? Шлыхал пфо такофа?

Вместе с невнятными звуками из разбитого рта Витали повылетали какие-то кровавые ошметки, а из кривого носа – зеленые сопли. Нет, не зря он превратил рожу этого быка в абстрактную картину. Стасу почему-то сразу стало понятно, что этот валяющийся у его ног отморозок выходил на вечернюю охоту на женщин не первый раз. И для маскировки выбирал машинку попроще, неприметную рабоче-крестьянскую «копейку», а уж скольких несчастных «попутчиц» он изуродовал, скольким испоганил жизнь, один только бог знает. А то, что все сходило с рук, а в сводках происшествий ни слова, так времена такие, что и заявления никто не напишет. Все одинаково боятся и ментов, и бандитов.

– Нет. Про такую важную птицу мне ничего не известно. Самарский? Это погоняло такое? Понятно. Запомню. Давай, петушок, рассказывай, чего и как.

– Шам ты петушок! Не бей, больно! Да чего рашкашывать, она шама хотела, чтоб я ее… Не бей! И вообще, ты кто такой по шишни?

– Я мент по «шишни».

– Смеется он. Какой мент? Откуда?

– С Пролетарки.

– А-а-а… Вот оно шо… Ты думаешь, я на тебя упфавы не найду? Шлышь, мент, кфанты тебе. У меня в шиштерке двуган-опер, Андвуха Нилов. Он тебе за меня башку