Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 98
Если этот кляузный вопрос не разрешается сам собой, то исход один — в суде возникает так называемое «корзинное» дело, с истцами и ответчиками, выбиванием алиментов и жаркими прениями сторон. Такое же «корзинное» дело возникло в отношении Купцова, отказывавшегося признавать свое отцовство, поскольку гражданка Саранина уже успела подать исковое заявление в народный суд.
Получив в суде назначение на проведение экспертизы, Иван поехал на метро к станции «Электрозаводская», где на площади Журавлева размещалось бюро судебно-медицинской экспертизы Главного управления здравоохранения Мосгорисполкома и куда суд направил все необходимые бумаги для проведения экспертизы так называемой группы, должной состоять из самого Ивана, гражданки Сараниной и рожденного ею ребенка.
Путешествие, прямо скажем, не из самых приятных. Заранее наведя справки, Купцов узнал, что у него должны взять анализ крови и слюны для проведения биологической экспертизы. В лучшем случае результаты анализов позволят или не позволят исключить его из числа возможных «отцов» ребенка.
Многоопытный приятель, к которому он обратился за консультацией, уныло сообщил, что экспертиза, к несчастью Ивана, весьма несовершенна из-за отсутствия необходимых реактивов: на их закупку хронически не хватает валюты.
— И тут его величество дефицит? — горько усмехнулся Купцов.
— И тут, — тяжко вздохнул приятель. — Кстати, когда будут брать кровь, гляди, чтобы не внесли чего. Антисептика и гигиена везде страдают.
— Успокоил, ничего не скажешь, — разозлился Иван. — Мало того что точно не определяют, а гадают, как на кофейной гуще, мало что и там дефицит, так еще есть возможность заработать собственный иммунный дефицит и сыграть в ящик?
— Не заводись, — посоветовал приятель, — а то начнешь искать гвоздик и веревочку.
— Не начну, — ответил Иван и повесил трубку, твердо решив добиться истины, чего бы ему это ни стоило.
Пришлось разыскать другого приятеля, чтобы узнать: действительно ли свет сошелся клином на этой биологической экспертизе? Второй приятель сначала весьма обрадовал:
— Ерунда, давно существует метод генной дактилоскопии, — даже не дослушав до конца жалобы Купцова, весело сообщил он. — Во всех странах Запада его применяют. Например, в Англии.
— Прикажешь просить визу? — саркастически хмыкнул Иван. — Боюсь, откажут.
— Зачем визу, — обиделся приятель, — у нас в Институте молекулярной биологии работают над этим, и вполне успешно.
— И… могут определить на сто процентов? — обрадовался Купцов, но ответ приятеля словно окатил его холодным, отрезвляющим душем:
— Не могут, потому что очередь на три года вперед. Здесь тебе не Англия! Пора привыкнуть к очередям. И скажи-ка мне, ребеночка на тебя уже записали?
— По-моему, еще нет, — не слишком уверенно ответил Купцов. — А в чем дело?
— Если ребенка зарегистрировали, то запись можно оспорить только в течение года. Ты чего, не знал, да? А еще юрист.
— У нас узкая специализация, — обозлился Иван. — Ты же не лезешь в стоматологи или гинекологи? Так и у нас — есть уголовное право, уголовно-процессуальное, семейное, земельное, колхозное, исправительно-трудовое…
— Стоп! — оборвал его приятель. — Ты уверен, что нужна такая множественность? Я, например, нет. Должно быть разрешено все, что не запрещено. А вообще, бейся, Ваня, до последнего!
И вот Купцов пришел биться. В мрачном коридорчике бюро экспертиз сидели несколько женщин с детьми примерно годовалого возраста и какие-то потерянно-пришибленные мужчины.
«Интересно, кто из них Саранина?» — подумал Иван, занимая очередь и приглядываясь к расположившимся на стульях и скамьях «группам». Заявительницы об его отцовстве он еще не видел, всячески избегая личных встреч — зачем лишние отрицательные эмоции? Тем более если он себя считает полностью непричастным к этому делу. И вот сегодня, здесь, они должны встретиться, поскольку в суде он ее тоже не видел — гражданка Саранина умудрялась посещать суд в другие дни и часы.
Ожидание тянулось медленно, «группы» входили в дверь кабинета и находились там подолгу. Купцов, с тревогой поглядывая на часы, прикидывал — успеет ли он сегодня сделать все намеченное: побывать у Ставич, переговорить с ней и съездить с Бондаревым в «Кабул»? Если так будет продолжаться, то навряд ли.
Наконец подошла его очередь, он вошел в кабинет, назвался и с ожиданием оглянулся на дверь — вот сейчас войдет и она, Саранина. Но следом за ним никто не вошел.
— Вы что, один? — подняла на него глаза медрегистратор.
— Как видите, — криво улыбнулся Иван.
— А где мать и ребенок?
— Наверное, там. — Он неуверенно кивнул в сторону двери.
— Позовите, — велела медрегистратор.
— Лучше уж вы сами, — зябко поежился Купцов.
— Саранина! Здесь Саранина?! — открыв дверь, громко прокричала пожилая регистраторша, но никто не отозвался.
— Приходите на следующей неделе, — возвращая Купцову направление, велела она. — Нельзя делать экспертизу только в вашем присутствии.
Выйдя на улицу, Иван закурил и вздохнул с облегчением — передышка еще на неделю. Но хорошо ли это? Изведешься, пожалуй.
Однако где же гражданка Саранина? Почему она вдруг не пришла, почему резко пошла на убыль ее активность? Вот в чем вопрос…
Глава 3
Дорогой Лыков ерзал на сиденье, беспокойно вертя головой, словно стараясь охватить взглядом сразу все: проносившиеся мимо автомобили, пешеходов на тротуарах, дома, витрины магазинов, стеклянные павильончики остановок троллейбусов. Сегодня днем, плюнув на все, он в неурочное время пошел в машинный зал и начал расспрашивать своего оракула, вводя в него новые и новые данные, — не отпускало предчувствие чего-то страшного, непоправимого, заставлявшее суетиться, не находить себе места, огрызаться в ответ на вопросы начальства. К тому же рыжеусый Котофеич прозрачно намекнул, что руководство с нетерпением ждет обещанных результатов. А какие у Аркадия результаты, не переписывать же заветную тетрадочку, полученную от покойного академика, чтобы выдать за свое и отнести на «палубу»? До этого ли, когда все осложнилось, повернуло на кровавую колею, когда пришлось добить Гришку Анашкина. Нельзя же оставлять его раненым, тащить за собой на квартиру к Олегу или к себе домой? К Жедю тоже не отправишь, не говоря уже о Гришкиной тетке. Пойдут разговоры, пришлось бы вызывать врача, а любой доктор тут же настучит в уголовку, стоит ему только увидеть ногу Гришки и вытащить из нее милицейскую пулю. Теперь Анашкин будет молчать навеки, и никто не сможет от него добиться ни слова.
Машина тихо гудела, как будто сыто урчала, переваривая полученные сведения, а потом пошла выплевывать варианты один хуже другого. Получалось, надо срочно решать вопрос с Котеневым, и только с ним: он обвел всех вокруг пальца и исчез, прихватив сокровища. Именно он, значит, и был казначеем, а они распылялись, не довели дело до конца и накинулись, как голодные на хлеб, на Лушина и Хомчика. Наломали там дров, не имея должного опыта, и привлекли к себе пристальное внимание оперативников.
Теперь они идут по следу и, если верить машине, в течение ближайших десяти дней могут зажать искателей богатств в смертельные тиски. У Аркадия в кармане лежала всеми правдами и неправдами добытая в профкоме туристическая путевка. Выезд группы в одну из капиталистических стран через две недели, но ни Жедь, ни Олег Кислов об этом ничего не знают и даже не могут себе представить, каких трудов Лыкову стоило провернуть все за неделю-другую — собрать характеристики и необходимые справки, пройти собеседования и обсуждения. Сейчас приходится бежать с судьбой наперегонки — отыскать Котенева, выбить из него искомое, обмануть Жедя и Кислова и уехать, утащив сокровища с собой через границу.
В то, что тиски сжимаются, Аркадий был не слишком склонен верить — не за что милиции уцепиться, иначе давно бы уже пришли. Но поторапливаться действительно надо. Вдруг сокровища Михаила Павловича, о которых постоянно толкует машина, имеют выражение в советских денежных знаках? Как тогда? Что с ними делать там, куда он собрался: стоять на перекрестке и торговать или пытаться обменять в банке? Нет. Котенев не дурень, не будет он вкладывать сбережения в бумажки, наверняка переведет их в твердую валюту — в доллары, золото или камушки.
«Господи, — взмолился Лыков, — только бы удалось отыскать, только бы удалось! А там — пусть попробует вырваться!»
Наблюдавший за ним Кислов отметил, что сегодня Аркадий кажется растерянным, не таким уверенным в себе, как обычно: бегают глаза, отвечает невпопад, часто курит, жадно затягиваясь сигаретой, и, не докурив до конца, выбрасывает, чтобы тут же вытащить из пачки новую. Сам Олег не мог избавиться от мысли о произошедшем в тесном дворике, с прилепившимся между стенами домов гаражом — пусть Анашкин тупица, пусть скотина, но нельзя же так? И вообще, после убийства Гришки в душе поселился страх перед всем и всеми: он начал не на шутку опасаться Аркадия, Витьку Жедя, любого встречного милиционера, случайных прохожих, подходивших к нему расспросить о дороге или о магазинах, подозревая в каждом из них переодетого сотрудника уголовного розыска; боялся телефонных звонков, стука в дверь, шума машин, проезжавших ночью под окнами. Жизнь стала какой-то липкой, тягучей, словно барахтаешься в зловонном болоте, засасывающем все глубже и глубже, но нет никаких сил выбраться на твердую почву. От постоянного страха помогали избавиться выпивка, оглушающая музыка и девки — каждый раз новые. Олег пристрастился ходить по кабакам, лишь бы не сидеть вечерами дома, и, обливаясь холодным потом, прислушиваться, что происходит за стенами квартиры.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 98
