— Готов? — спросила она.

— Более чем. Думаю, мы выиграем.

— Хорошо. Я не хочу, чтобы наша дочь потеряла отца.

— Не потеряет. Она — то, что держит меня на ногах.

Мэгги кивнула и больше к этому не возвращалась. Я понял: она пришла проверить, цел ли я — телом и головой.

— Для меня важно, что ты пришла, — сказал я.

— Конечно. И если тебе что‑то нужно — звони.

— Позвоню. Спасибо.

Пятнадцать минут пролетели — а я вышел окрепшим. С семьёй — какой бы разобщённой она ни была — я чувствовал себя неуязвимее. 

Глава 34 

Среда, 5 февраля

Мягкий шелковый костюм приятно ощущался на коже, принося облегчение от зуда, вызванного тюремной сыпью, покрывавшей большую часть моего тела. Я тихо сидел рядом с Дженнифер Аронсон за столом защиты, наслаждаясь моментом иллюзорной свободы и покоя. Меня привезли в суд на слушание, инициированное обвинением, которое хотело наказать защиту за предполагаемое недобросовестное поведение. Но, несмотря на причину, я был рад любому поводу, чтобы выбраться из «Башен-Близнецов», пусть даже ненадолго.

За годы практики я часто слышал от заключенных жалобы на тюремную сыпь. Посещения тюремной клиники не помогали, и причина сыпи оставалась загадкой. Предполагали, что виной могло быть промышленное моющее средство для стирки белья или материал матрасов. Некоторые считали это аллергией на заключение, другие – проявлением вины. Я же знал, что впервые сыпь появилась в «Башнях-Близнецах», а затем вернулась с новой силой. Разница была в том, что между этими случаями я сам инициировал новое, масштабное расследование тюремной системы. Это навело меня на мысль, что за сыпью стоят сотрудники тюрьмы – что это своего рода месть за мои действия. Возможно, они подмешивали что-то в еду, белье или даже в воду.

Я старался не высказывать свои опасения, чтобы не прослыть параноиком. Мое тело продолжало слабеть, вес снижался, и я не хотел, чтобы кто-то еще добавлял к моим физическим недугам сомнения в моей ясности ума, что могло бы поставить под удар мою способность к самозащите. Было ли это связано с иском или с атмосферой в зале суда – я не знал. Но одно было ясно: как только я вышел из тюрьмы и оказался в автобусе, мои тревоги о болезни исчезли.

По дороге автобус проехал мимо двух плакатов, изображающих Коби Брайанта. Десять дней назад знаменитый баскетболист «Лейкерс» трагически погиб в авиакатастрофе вместе с дочерью и другими людьми. Уличные мемориалы уже появились, как дань уважения его выдающемуся спортивному мастерству, которое возвело его в ранг иконы в городе, где и без того было немало восходящих звезд.

Я услышал приглушенный звук закрывающейся двери зала суда. Обернувшись, я увидел, что вошла Кендалл Робертс. Она украдкой помахала мне, проходя по центральному проходу. Я улыбнулся в ответ. Она прошла к первому ряду и заняла место прямо за столом защиты.

— Привет, Микки.

— Кендалл, тебе не обязательно было ехать сюда через весь город. Слушание, скорее всего, будет коротким.

— Всё равно лучше тех пятнадцати минут свидания в тюрьме.

— Спасибо и за это.

— Кроме того, я хотела…

Она осеклась, заметив Чена, помощника шерифа, который двинулся к нам, чтобы пресечь разговор с галереей. Я поднял ладонь: понял, прекращаю. Повернулся к Дженнифер и наклонился:

— Передайте Кендалл, что я ей позвоню позже, когда доберусь до телефона в блоке.

— Без проблем.

Дженнифер поднялась и прошептала Кендалл, а я снова уставился вперёд, чувствуя, как напряжение уходит из мышц и позвоночника. В «Башнях» ты всё время смотришь через плечо. Я впитывал эти минуты, когда можно не бояться.

Дженнифер вернулась на место. Я, наконец, вынырнул из мыслей и принялся за работу.

— Итак, — сказал я. — Какие новости по Оппарицио?

В понедельник на собрании команды я узнал, что «индейцы» наконец вычислили его, проследив за Джинни Ферриньо до встречи в отеле в Беверли‑Хиллз. Наблюдение за ней сняли, а Оппарицио повели до дома в Брентвуде — тот числился за непроницаемым «слепым» трастом.

— То же, — сказала Дженнифер. — Они готовы явиться с повесткой, когда ты скажешь.

— Хорошо, подождём до следующей недели. Но если будет похоже, что он собирается уехать, — обслужить немедленно. Он не должен ускользнуть.

— Поняла. Напомню Циско.

— Также наблюдаем за его подружкой и двумя сообщниками, которые держат акции «Биогрин Индастриз». И всё это снимаем на камеру — покажем судье, если не явятся.

— Понятно.

Я взглянул на стол обвинения. Сегодня Берг была одна. Без помощника. Она смотрела в рукописный документ; я догадался — репетирует аргументы. Она ощутила мой взгляд.

— Лицемер, — сказала она.

— Простите?

— Вы меня слышали. Вы всё время твердите, будто «ситуация меняется» и обвинение играет нечестно, а потом выкидываете такой трюк.

— Какой трюк?

— Вы прекрасно понимаете, о чём речь. Как я уже сказала, и вы это слышали: вы лицемер, Холлер. И убийца.

Я долго смотрел на неё и видел это в её глазах. Она — истинно верующая. Она искренне считает меня убийцей. Одно дело — копы, для многих из них нет разницы между адвокатом защиты и его подзащитным. Но в мире судебных юристов я часто встречал уважение по обе стороны баррикад. То, что Берг верила: я способен запихнуть человека в багажник и трижды выстрелить в него, — напоминало, с чем мне предстоит столкнуться в суде: с истинно верующей, которая хочет упечь меня навсегда.

— Вы глубоко заблуждаетесь, — сказал я. — Вы настолько ослеплены ложью, которой вас кормили…

— Оставьте это для присяжных, Холлер, — оборвала она.

Помощник шерифа Чан объявил, что суд возобновляет работу. Судья Уорфилд вышла из двери в глубине зала и заняла место на скамье. Она быстро перешла к делу «Штат Калифорния против Холлера» и пригласила Берг изложить ходатайство о санкциях в отношении защиты. Прокурор поднялась, взяла документ и направилась к кафедре.

— Ваша честь, — начала Берг, — защита неоднократно обвиняла прокуратуру в нечестной игре с предоставлением данных, и всё же именно защита всё это время прибегала к обману.

— Мисс Берг, — прервала её судья, — без преамбулы. К сути. Если обнаружено нарушение, сообщите суду.

— Да, Ваша честь. В понедельник каждая сторона должна была представить окончательные списки свидетелей. К