— Нет, оно точно тут, — сказал Гуров. Он еще раз прошелся по офису, касаясь руками стены и что-то слушая.

— Да, я тоже думаю, что она тут где-то, — сказала Кувшинова. — Пару раз охрана говорила мне, что Елена еще здесь, они не ставят этаж на сигнализацию, пока есть хоть один человек, но при этом сам офис, я точно знаю, она закрывала и опечатывала. Обычно я думала, что директор просто пришла, когда я уже ушла, и решила поработать ночью, иногда она уже рано утром была на работе. Но, может быть, у нее просто был второй офис?

— Елена очень любила тайны и тратила на них огромные деньги. Но знаете, она повторяется, — улыбнулся Лев. Пол в офисе был выложен старым советским, но отреставрированным паркетом елочкой. Если о таком паркете заботиться, то он будет почти вечным. И вот что слушал так внимательно Гуров. Как звучат половицы. И одна из паркетин была закреплена не до конца. Точно так же, как в доме четы Самойта, секрет хранил пол.

Сейчас, после тушения пожара, пол был усыпан хлопьями сажи, обрывками укрывного материала, порошком, досками и прочим мусором. И именно поэтому услышать то, что одна половица скрипела как-то по-другому, было нельзя. Поэтому Гуров просто ходил и постукивал ногой в разных местах, надеясь, что хорошо смазанный механизм отреагирует на давление.

Половица скрипнула, и в сторону отъехала небольшая панель на стене. Ее почти не было видно, стены были выкрашены в белый цвет, но за офисным креслом вдоль стены тянулся деревянный бордюр светлого дерева. Такой бордюр делают в том числе и чтобы защитить стену от постоянных ударов о нее спинкой кресла. Панель была на креплениях, а под ней оказался замок. Лев вставил в него ключ и повернул.

Ему показалось, что, когда сделал это, Кувшинова, стоящая совсем рядом, перестала дышать.

Панель была еще и дверной ручкой. А сама дверь — фальш-стена — сдвигалась в сторону, как дверь в купе. И, судя по всему, Елена очень заботилась и о замке, и обо всех механизмах, смазывая и проверяя, чтобы все работало.

Внутри, за дверью, была не кладовка, а полноценная комната. Скорее всего, Самойта очень любила историю. И, обнаружив эту комнату, она привела ее в порядок. Старая комната коммунальной квартиры, вряд ли ее прадеда, скорее всего, просто случайная комната, сохранилась в том виде, в каком ее спрятали хозяева. Даже маленькая раковина у стены.

— Но зачем эта комната… Если бы Алена, то есть Елена, хотела, она бы могла снять соседний офис, а тут какая-то старая комната, — немного расстроилась Кристина, видимо, она надеялась, что они сейчас найдут сокровища ее начальницы или, может быть, вход в какой-то тайный коридор под Кремлем. В общем, что угодно, но не обычную комнату старой коммуналки, пусть и в таком удивительном месте.

— Надо же, слушай, я таких раковин с детства не видел, — рассмеялся Стас, проигнорировав расстроенную Кувшинову. — Как ты думаешь, зачем ей это?

Гуров обошел комнату. Окно там было всего одно — полукруглое, под самым потолком. Под окном стоял письменный стол, деревянное кресло. Лев посмотрел на бумаги на столе и на ноутбук, который смотрелся в этой комнате совершенно чужеродным. У стены стоял небольшой диван, чтобы можно было отдохнуть, никуда не выходя. Вторая дверь тоже была, но похоже, что снаружи она была замурована.

— Мне кажется, что тут она думала. Ведь не так просто вывезти какого-то человека из страны. Елена, похоже, была настоящим режиссером. Посмотри, тут она придумывала своим подопечным новые жизни.

Лев протянул Крячко папку, которая лежала на столе. Там были фотографии молодой женщины. Сначала в одном образе и вот уже совершенно в другом. Копии свидетельства о рождении на русском языке и следующее — на немецком.

Стас листал папку и не мог не восхититься:

— Слушай, ей бы работать где-нибудь в разведке, ты представляешь, какие легенды, алиби и прикрытия она бы придумывала.

— Да. Жаль, что такой талант, и достался обычной преступнице.

Все это время Кристина стояла и молчала.

— Знали об этом? — спросил Гуров, показывая на папки на столе. — О втором незаконном бизнесе Елены?

Кувшинова вздохнула:

— Не была уверена. Елена ничего мне не говорила. Но у меня были догадки.

— Какие?

— Она изменилась в последнее время. Я подумала, что появилось что-то еще. И решила, что кто-то, может быть, новый друг, ведет какие-то свои незаконные дела и втягивает туда директора. Мне не хотелось, чтобы что-то случилось с компанией, и очень не хотелось, чтобы Елену арестовали, поэтому я попыталась вызвать ее на разговор, но она быстро дала мне понять, кто у нас начальник, а кто просто помощник. Но потом извинилась, что была груба, и даже дала мне два дня отпуска и отправила в уютный санаторий в Новгороде. Мы как раз хотели там тоже открыть новые места, и я в отпуске проверила, так ли все, как они расписывали нам.

— Один вопрос еще, вы видели или слышали про родителей Елены? — неожиданно спросил Лев.

— Ни разу. Ни про кого из членов семьи.

Кристину отпустили обратно в больницу, плюс ей нужно было решить вопрос о том, чтобы офис привели в порядок и можно было бы приступать к работе. Кажется, что Кувшинова как-то слишком быстро перешла из кризисного режима в обычный рабочий и уже успешно примеряла на себя кресло хозяйки фирмы.

Только она пока еще все-таки не понимала или делала вид, что не понимала, что основной доход шел из других источников.

На всякий случай Гуров попросил ее не уезжать из Москвы, а сам сделал в голове отметку, что надо будет присматривать за такой шустрой помощницей убитой.

Конечно, они видели и ловили преступников и хуже, и гораздо страшнее. Самойта пока еще не совершила ни одного доказанного убийства. Скорее всего. К тому же ее убили. Но все равно Гуров понимал, что в ней было что-то ненормальное, аморальное. Полковник понимал, что нужно опросить как можно больше свидетелей, тех, кто знал эту женщину, но почему-то был уверен, что все будут говорить о ней, как об очень хорошем, невинно пострадавшем человеке.

— Знаешь, мне кажется, что у нее совершенно не было никаких моральных тормозов, — неожиданно сказал Крячко. — Вот вроде бы только включился в это дело, а наша убитая мне уже совсем не нравится.