— С этим быстро не получится, — помрачнел Гуров. — На это нужно время.

— Тогда пусть завтра к вдове отправится вместо тебя Крячко, а ты займись этим.

— Пусть он лучше навестит оставшихся, — возразил Гуров. — Хотя бы кого-то из них. Кто у нас там? Режиссер, его помощник и Алла со своим не пойми кем по имени Алексей. Вот пусть начинает с кого угодно. А я лично бы хотел поговорить с Дианой. Вот у кого был мотив для убийства. Дом, тот же бизнес или что-то еще, о чем мы пока не знаем. И не за такое убивают. Кроме того, отношения между ней и Маковским были, мягко говоря, не очень. Она при всех демонстрировала презрение к мужу. Да, была пьяна. Но он позволял ей, он терпел. Позже она набросилась на Крячко с кулаками и, опять же, была в сильном подпитии. Маковский говорил, что она частенько распускала руки. Как ты думаешь, Петр Николаевич, могу я отдать такую изумительную женщину Стасу? А если она снова ему лицо расцарапает? Он церемониться не станет, я его знаю. Может и сорваться. А нам нужны такие неприятности? Вот то-то и оно.

Маша сидела на диване, зажав коленями сложенные ладони, и не мигая смотрела на Гурова снизу вверх.

— Как же так вышло, Лева? — в который раз растерянно спросила она.

— Я не могу тебе ответить, Маш. Мы разбираемся. Дядя Миша говорил о том, что чувствует угрозу. Ничего определенного, но… — вздохнул Гуров. — Видимо, интуиция ему не изменила.

— А если бы мы там задержались?

— О чем ты?

— О том, что мы могли бы, — перебила Маша. — Если бы мы задержались, то, может быть, ничего бы и не случилось. И он остался бы жив.

— Ну перестань. Никто не знал, что все так произойдет.

— Знал. Если ему угрожали, то он знал.

Гуров сел рядом, обнял свободной рукой Машу. В другой руке он держал запотевший стакан с ледяной минеральной водой. На дне стакана едва слышно тюкались друг о друга два кубика льда. Чтобы добраться до них, Гурову сначала пришлось перевернуть всю морозилку, а потом извлекать лед из формы с помощью всех подручных кухонных инструментов, которые попались на глаза.

— Аккуратнее, пожалуйста, — поморщилась Маша. — Стакан мокрый.

— Твои уже знают? — спросил Гуров.

— Мне никто не звонил. Может быть, и не знают.

— Мне нужна твоя помощь.

— Какая?

— Вспомни тот вечер. Меня не было рядом какое-то время. О чем вы болтали? Кто-то вел себя странно? Может быть, ты узнала о дяде Мише что-то новое?

Маша задумалась.

— Мне завтра не на работу, — наконец произнесла она. — Сделай кофе, а? Все равно теперь не скоро усну.

В последнее время у Маши появилась привычка вести беседу именно под кофеек, порой с капелькой коньяка или вишневого сиропа. Разговоры под горько-терпкий аромат, наполнявший всю квартиру, велись на разные темы и затягивались надолго. Может быть, все дело было в кофе, который Маша продегустировала как-то в ресторане, а потом выведала марку у официанта и с тех пор приобретала только его? Или в том, что со временем они с Гуровым решили не упускать ни одной минуты, проведенной вместе? Но после таких кофейных вечеров, порой незаметно уходящих в ночь, Гуров чувствовал себя прекрасно.

— На, — он дал ей в руки кружку с кофе. — Сироп закончился, я туда тебе замороженную вишню накрошил.

— А сахара сколько?

— Мало, не переживай.

Маша попробовала кофе и сморщила переносицу.

— Пусть остынет.

— Пусть.

Себе Гуров взял газировку из холодильника. Со льдом на этот раз решил не воевать — водичка и без него достаточно охладилась.

— Пока ты был на кухне, я вспомнила кое-что, Лева. Бурчак, наш режиссер.

— А что он? Был пьян, кажется. И в хорошем настроении.

— Настроение у него действительно было хорошим. Но вот насчет опьянения… Мне показалось, что он притворяется.

Гуров и сам вспомнил то, о чем говорила Маша. Бурчак был пьян, потом резко протрезвел, а потом Гуров ушел с Маковским на балкон и больше режиссера не видел.

— Ну такое бывает, — заметил Гуров. — Открывается второе дыхание. Главное, в этот момент не начать выпивать снова.

— Бурчак наливал себе без остановки, — продолжила вспоминать Маша. — Но при этом он оставался в ясном уме. И не шатался.

— Он куда-то выходил?

— Нет, все время оставался с нами. Но был момент, когда он поменял свой бокал на другой, чистый. Вот тогда он встал, подошел к другому столику и взял себе другой бокал. Там же тесно, помнишь? Был бы он пьян, он бы обо что-то споткнулся или что-то задел, но нет.

— А другие обратили внимание на его состояние?

— Да нет, на него вообще мало кто обращал внимание.

— Я понял. А остальные? Помощник его, например?

— Александр-то? Ой, нет, этот вообще не отсвечивал. Он и по жизни такой — незаметный. Ничего подозрительного, Лева.

— Хорошо, а как насчет остальных?

— Ничего я не заметила, — ответила Маша. — Гуляли мы весело. Просто сидели, болтали. Я не следила за кем-то специально.

Она невольно улыбнулась.

— Вспоминали всякие истории со съемок. Даже Алка с Лешкой в какой-то момент перестали втыкать в свои телефоны. Помощник Бурчака даже парочку анекдотов отмочил. Вот, знаешь, Гуров, а ты ведь меня в тупик поставил. Я просто ничего не могу вспомнить. Ни на что не обращала внимание вообще.

— Виктор постоянно был с вами?

— То с нами, то нет. Но потом мы его усадили за стол, конечно. Ему нужно было сделать обход территории, вот тогда он нас бросил.

— Долго он отсутствовал?

— Минут… десять? Не больше. Сейчас ты спросишь, во сколько это было, да? Прости, на часы я не смотрела. Ну а потом Бурчак его чуть ли не силой усадил и налил вина. В общем, мы его уговорили. Он такой вежливый, а мы такие ему: «Давай хлопнем за здоровье дяди Миши!» Он не очень-то и сопротивлялся.

— Ну и как он тебе? Что можешь о нем сказать?

— Он нормальный, но есть нюанс, — улыбнулась Маша в ответ. — Хочешь знать, понравился ли он мне? Понравился, да. Молодой красивый парень. Но он как робот, ты заметил?

Гуров заметил. Виктор тоже показался ему сверху донизу каким-то ровным, опрятным, приглаженным. Весь в четких линиях, все у него будто бы отрепетировано. Очень следил за тем, чтобы не проявить излишнюю эмоцию. Не дай бог улыбнуться вместе со всеми или вставить слово не по уставу. Но сказать, что он