Ирвин Уэлш
ДЛИННЫЕ НОЖИ
Перевод и примечания Е. Сидоренко
Эта книга посвящается бессмертной памяти Брэдли Джона Уэлша.
Каждый день скорбим о тебе, всегда наполнявшем нашу жизнь вдохновением.
Противник – это тот, кого вы хотите победить. Враг – это тот, кого вы хотите уничтожить. С противником бывает полезно пойти на компромисс: в конце концов, сегодняшний противник завтра может стать союзником. Но с врагом компромисс – лишь слабовольное соглашательство.
В наше время мы часто не можем различить, кто для нас враг, а кто – противник.
Пролог
Раздетый, в одних трусах, он сидит на пластиковом стуле, привязанный за запястья и лодыжки. Холодно, он дрожит, покрываясь гусиной кожей. Кроме полосатых трусов, на нем еще только коричневый кожаный капюшон, который мы натянули ему на голову. Я смотрю на него с другого конца огромного, пустого склада. Ни звука. Я молча сажусь напротив на такой же стул, разглядывая его поближе.
Всегда нужно чему-то учиться. В этой игре, как и вообще в жизни, абсолютного знания достичь невозможно. Все, что у нас есть, – это личный опыт, то, что мы наблюдаем и познаем с помощью органов чувств, подпитываемых, в лучшем случае, небольшим количеством воображения. И, конечно, тем качеством, которого так не хватает людям вроде него: состраданием. Большую часть времени нехватка этого чувства, в каком-то смысле, им помогает, пока они бездумно гонятся за достижением "амбициозных целей" и "максимальных прибылей", не осознавая, что сами тоже являются частью мира, который так целенаправленно губят.
Мне сложно представить себя на месте этого дрожащего человека. Ладно, попробую: я внезапно оказался в каком-то незнакомом, совершенно ужасном месте. Сквозь удушающий капюшон, закрывающий голову и лицо, я ничего не вижу, кроме части своего собственного тела и деревянного пола. (Эта одежда странным образом придает этому пленнику зловещий вид, как будто он здесь злодей. Но нет, он полностью в нашей власти.)
Не знаю, как у меня получается, но очевидно, что ничего хорошего его в этом месте не ждет. Честно говоря, мне даже самому тут не по себе, а уж каково ему приходится, сложно представить. Меня охватывает легкое чувство тошноты. Интересно, если я подойду, оно усилится? Я встаю и подхожу к нему, ступая почти на цыпочках, чтобы не нарушать тишину. Думаю о том, что с каждым шагом смогу больше узнать о его эмоциональном состоянии.
Да... он еще раз пытается избавиться от пут. Бесполезно. Его запястья и лодыжки намертво прикручены к стулу. Годы лени и порока сделали его руки дряблыми и слабыми. Жилы на его нелепых, как-то странно сложенных плечах напрягаются, а мужские сиськи дрожат.
Полагаю, под этим капюшоном сейчас его разум мечется в панике. Тонкая кожа капюшона прогибается внутрь, и, вдыхая, он, видимо, языком периодически выталкивает его наружу и пробует на вкус кожу мертвого животного, из которой он сделан. Может быть, он прищуривается, смутно различая какой-то источник света у себя под подбородком, где его лучи проникают через прорезь в маске, сделанную, чтобы он мог дышать. Теперь он явно пытается собраться с силами – вот это восхитительно, – еще больше напрягая все тело, глубоко дыша, а затем рычит:
– КАКОГО ХЕРА...
Это не первый его крик с тех пор, как он пришел в себя, но он снова слышит только свой приглушенный голос, разносящийся по огромному, похожему на холодную пещеру пространству. Он, наверное, думает о том, как он сюда попал и что так внезапно нарушило его безмятежное существование. Его верная Саманта, как он ее подвел. Но эта стерва была просто создана для разочарований, приучена, как и многие подобные ей женщины, терпеливо переносить душевную боль и тихо плакать по ночам в подушку или, может, в объятиях любовника, на людях оставаясь преданной и стойкой подругой. А их дорогие дети, Джеймс и Матильда; для них это, наверное, было тяжелее. Ну, их в жизни ждет еще много проблем. Из-за работы у него не было времени обсудить с ними эссе, заданное в колледже, и посетить матч по регби или школьную постановку; но сейчас это его заботит меньше всего. Этому уроду надо было раньше думать обо всем этом, прежде чем делать несчастными других людей. Его сестра, Мойра, адвокат – а как же она? Полагаю, ей будет тяжелее всех потерять его. Вся эта скучная домашняя жизнь, которой у него на самом деле никогда не было – коррупция и обогащение уже и без того богатых отнимали все его время – как же он, должно быть, теперь жалеет о ней. Что же стало причиной его несчастья?
Теперь моя очередь: пора вернуть его обратно – в тот мир, с которым он вроде бы покончил, если не считать визитов к сестре, чтобы повидаться с детьми.
Вот он снова затих. Я отступаю, сохраняя молчание, в угол просторного склада и опускаюсь обратно на стул. Ему, должно быть, очень холодно – он весь дрожит в сыром, промозглом воздухе. Я знаю из собственного опыта, что даже в море крайнего ужаса все еще замечаешь эти мелкие неприятности. Я бы хотел это с ним обсудить, но не хочу опускаться до злорадного наслаждения, которое палач испытывает, видя мучения жертвы. Мы тут не в игры играем. Кроме того, это только добавит еще одну ложь к тому морю обмана, которое его окружает. Не он автор этой истории, и никогда им не будет. А это не последняя глава. Это он сам в этой главе появится в последний раз.
Такие, как он, обычно сами рассказывают истории – в бизнесе, политике, СМИ.
Но не в этот раз. Повторюсь: это не его история. И он сам, не зная об этом, отказался от права быть ее автором.
И уж о ней он бы сейчас подумал в самую последнюю очередь. Даже меньше, чем я о своем личном заклятом враге, которого нам, к сожалению, удалось только изуродовать: с возрастом зверства, пережитые в детстве, кажутся еще более яркими, чем те, которые случились с нами в подростковом и взрослом возрасте, когда гормоны притупляют впечатления. Но для таких людей мы всегда останемся просто неизвестными лицами, сопутствующим ущербом, который они причиняют многочисленным душам, разрушая и обесценивая их для эгоистичного удовлетворения своих собственных сиюминутных, низменных потребностей.
Эту историю пишет точно не он.
Тут входит она – в клетчатых брюках, кроссовках и короткой куртке. Выглядит просто великолепно. Куртку она тут же снимает и остается в удобной для работы майке. Руки у нее стройные и мускулистые, волосы под плоской шапочкой аккуратно заколоты. В руке у нее сумка с инструментами, которая говорит о том, что добром дело для него не кончится.
