— Да почему?!

— На такой умный вопрос может быть только один ответ: да потому! Поверьте уж, дознаются, и какой при этом у них будет ход мысли? Они мне проговорились, что Брюханова застрелили во время какой-то схватки, борьбы…

— Вот именно, Илюша, а я им тут признаюсь, что у меня был армейский пистолет, а потом исчез. При этом я буду утверждать, что ни в коем случае не убивал. Это выглядит глупо, глупо… Неужели вы этого не понимаете?!

— Вам что важнее — сохранить благородную осанку или выпутаться из этой истории?

— Хорошо, я могу, например, сказать, что пистолет у меня украли. Что подумают следователи? Что — это в лучшем случае для меня — я пошел отбирать свое имущество, началась драка… и так далее.

— Да перестаньте вы думать только о себе. Все знали о его тяге к нашей Мурочке. Он мог затащить ее к себе, достал для убедительности украденный у вас пистолет… Кстати, это действительно тот самый, из которого вы вылечили парализованную старушку?

— Да, — пробормотал он механически, думая о другом. — Почему обязательно Мурка, мог ведь Равиль пойти разбираться насчет жены.

— То есть вы — ни при чем?

— Но ведь я действительно ни при чем! — почти заорал он, несколько мам укоризненно посмотрели в нашу сторону.

— Вы так считаете? — я попытался вложить в свой вопрос хоть немножечко неприязни, которая вместе с многозначительностью должна была составить угрожающую интонацию, но мне трудно было в этот момент настроить себя против литератора, я в этот момент почти обожал его за этот выплеск энергии.

— Я что-то не очень понимаю, — остановился он и закашлялся.

— Дело в том, что Брюханов был продырявлен именно из вашего пистолета.

Гробовое молчание наверху. Еще выше шелестит липа.

— Откуда вы это знаете?

— Это неважно.

— Нет, это-то как раз и важно. Откуда это известно?!

— Успокойтесь, то, что выстрел был произведен из вашего пистолета, не обязательно означает, что вы убийца.

— Что-то я не очень понимаю, — повторил он как бы и небольшой задумчивости. — Вы что-то знаете, или…

— Считайте, как вам удобно. Я много размышлял над этой историей, а потом вы не раз сами меня хвалили за наблюдательность.

— За наблюдательность хвалил…

Платон Сергеич продолжал тяжело дышать и кончиками пальцев постукивал по спинке кресла.

— Ой, как некстати все это, ой, как некстати!

— Кстати, и моя версия — тоже глупость, потому что пистолет вы ему скорей всего продали. Правильно?

— Правильно-то правильно, но откуда вам это все известно?

— Я не сказал, что мне это известно. Я высказал догадку. Источник догадки? Хотите верьте, хотите нет — метод. Дедуктивный. Вот, например, у вас свитер появился, хотя заработки…

Он внезапно заржал.

— Метод! Милый вы мой, свитер этот я купил лет пять назад.

Несколько секунд мы помолчали. Он, видимо, думал, что этот «прокол» со свитером нас уравнивает. В чем, правда, непонятно, но уравнивает.

— Вы знаете, Илюша, у меня чрезвычайно поганое предчувствие. Я, как вы понимаете, не виноват, на кой черт мне сдался этот мордоворот, но как выпутаться из этой истории, я не знал. Мне кажется, что все потихоньку чего-то готовят, и когда эти серые ребята надавят своим следствием, они — раз! — я имею в виду Мурку и Равиля — и выложат свое алиби-малиби. А у меня ничего нет, ни-че-го! А тут вы еще со своим пистолетом. Позарез мне были нужны деньги, по-за-рез. Продавать я его не хотел. Если бы знать.

— А я не понимаю, почему вы так волнуетесь.

Он фыркнул.

— Вы не убивали. Я знаю это точно.

Он фыркнул громче, но горько.

— Мне вот только любопытно: знали ли вы, когда продавали пистолет, что Брюханов несколько дней назад взят под следствие?

— Честное слово. Я об этом узнал только сегодня. Честное слово.

Он не врал, так оно и было, но мне необходим был этот психологический пригорок, с него легче будет подвести моего старшего друга к нужным открытиям.

— Не волнуйтесь, я вам верю. Ваше положение очень прочно. Не думайте, я вас не мучаю, я стараюсь помочь. Только нужно было сразу рассказать все следователям, избавили бы себя от неприятных объяснений.

— Душа моя, нужно меньше вопить направо и налево о чужих пистолетах! И что это вы об одном и том же?! Склонность к дешевым парадоксам не есть признак острого ума.

— Вы можете оскорблять меня сколь вам будет угодно, Платон Сергеич. Ради, так сказать, истины я готов снести и не такое.

Литератор недовольно захныкал, он не любил литературщины. От слова «истина» его просто покорчило.

— Илюша, дружище, сделайте одолжение, не говорите красиво.

— Слова — это не ваша привилегия.

— Не привилегия, дружище, при чем здесь привилегия. Это моя профессия, — добавил он скромно и грустно.

Мне становилось все веселее. Прохладные порывы ветра, подведенные чуть-чуть водяной сыростью, стали налетать чаще, как будто там в глубине пруда билось огромное расплывчатое сердце нашего разговора. Я поймал себя, что специально описываю петлю вокруг основной линии сюжета. Эта пародия на свободный обмен мнениями радовала меня так же, как прозрачная осенняя свежесть, поселившаяся в нашем уголке города.

— Платон Сергеич, знаете, что в этой истории самое интересное?

— Ой, ой, ой, Илюша, только не надо этого тона. Так говорят у Чехова. Выпивают рюмку водки, глядя на вишневый сад…

— Но я действительно собираюсь вам сообщить кое-что существенное.

— Юноша, прошу вас! Не надо изображать из себя Калиостро. Запомните — от всех форм демонизма ощутительно тянет провинцией.

— Как вы отбиваетесь, Платон Сергеич, а я тем не менее… Короче говоря, я настолько был уверен, что нашим пистолетом для убийства Брюханова воспользовались не вы, что не стал скрывать от следствия некоего обстоятельства, лежащего между вами и ним. Трупом.

Платон резко свернул кресло к ближайшей скамейке и вальяжно расположился на ней, установив меня в профиль к себе. В этом была небольшая неделикатность, но я решил это снести. Более того, с видимым трудом повернув к нему голову, я заговорил самым прекраснодушным голосом.

— Вы меня извините, но тот факт, что Брюханов донес в свое время на вас, тоже невозможно было утаить. Да его и не нужно было утаивать.

Его лицо быстро осунулось, благородно очерченные щеки опали, маленькие голубые глаза невидяще смотрели мне в правое колесо. Странно, он ведь умеет мыслить логично. В любом фальшивом построении сразу видит слабую сторону и лихо ее высмеивает, а эта рыхлая