– Господин коронер, – повторил он, – прежде чем зачитать наш вердикт, могу я задать вопрос?

– Да, да, конечно, если считаете это необходимым. Что вы хотите знать?

– Господин коронер, вы примете любой наш вердикт?

– Конечно.

– Некоторые из нас не совсем уверены, – продолжал председатель. – Законы – штука сложная. Есть ли вероятность, что какой-нибудь судья или апелляционный суд сможет отменить наш вердикт, признав его ни к черту не годным?

– Нет, конечно. И я не вижу причин выражаться здесь подобным образом, господин председатель. Поймите, это не суд как таковой, а дознание, и я должен действовать в соответствии с вашим решением. Но, без сомнения…

Председатель глубоко вздохнул и поднял свою большую руку, прерывая дальнейшие объяснения.

– О, это все, что я хотел знать. – Он взглянул на бумагу, которую держал в другой руке. – Мы, присяжные, – объявил он громовым голосом, – пришли к заключению, что смерть покойного наступила в результате умышленного убийства, совершенного Пенником с помощью телесилы…

Коронер вскочил. Это было незабываемое зрелище. Вердикт так взволновал его, что он забыл о лампе, висевшей над столом, и стукнулся лбом о тонкий белый плафон, раздался звук, похожий на звон колокола. Чтобы лампа перестала раскачиваться, коронер схватился за провод и закричал:

– Господа, прошу вас, одну минуту!

– Я же говорил, что ему не понравится, Тед, – раздался чей-то голос.

– Конечно, я не могу влиять на ваш вердикт. И у меня даже нет такого желания. Вы сами должны оценить факты, не я. Но прежде чем ваш вердикт будет зарегистрирован, я умоляю вас остановиться и подумать. Вы просите меня предать мистера Пенника суду по обвинению в убийстве?

– Да, мистер коронер.

– Но вы понимаете, что такой процесс обернется фарсом? Вы понимаете, что суд не признает его виновным?

Маленький рыжеволосый присяжный вытянул шею.

– Тогда стыд им и позор! – заявил он. – Если убийце позволят разгуливать на свободе, во что мы все превратимся? Нам все равно, что говорят врачи. Это же в газетах, во всех! А раз обо этом пишут газеты, значит тут уже не политика, а настоящая правда. Даже «Дейли уайелес» об этом написала, хотя газета-то консервативная. Там было интервью с одной большой шишкой по имени сэр Генри-какой-то-там. И если убийцу не смогут осудить, то это уже их проблемы, их позор. Мы со своей стороны сделали все, что могли.

– Правильно сказал, Чарли! – послышался одобрительный голос.

– Но, джентльмены, я в последний раз умоляю вас остановиться и подумать! Вы хотя бы представляете, во сколько обходится налогоплательщикам процесс по делу об убийстве?

– И во сколько же? – снова послышался одобрительный голос, теперь уже с нотками заинтересованности.

– Это не имеет никакого отношения к нашему дознанию.

– Но вы сказали, что имеет, – возразил одобрительный голос.

– Ну раз вы так настаиваете, то, думаю, около пяти тысяч фунтов.

– Пять тысяч фунтов?

– Да, джентльмены, около того. А теперь послушайте, неужели для вас это ничего не значит?

Лицо председателя помрачнело.

– Еще как значит, – ответил он. – Раз они все равно постоянно спускают деньги в канаву, то, скажите мне, почему бы им не потратить хоть немного на поддержание закона и порядка в этой стране? В мой бар вчера приходил один джентльмен – упитанный такой, говорил правильные вещи. Так он сказал то же самое. Раз они все равно спускают…

Коронер опустил голову:

– Не будем больше продолжать эту дискуссию, джентльмены. Я готов выслушать ваш вердикт.

Он с мрачным видом слушал, пока председатель вновь зачитывал вердикт. Сандерс не сводил глаз с его лица, не смея взглянуть ни на Г. М., ни на Мастерса, ни на Пенника, сидевшего между ними. Бледное вытянутое лицо коронера ярко освещала лампа у него над головой, и Сандерс был готов поклясться, что на мгновение на нем мелькнула улыбка.

– Спасибо, господин председатель. В зале присутствует представитель полиции, который ведет это дело?

Мастерс встал со своего места в конце темной комнаты.

– А, старший инспектор? В силу данных мне полномочий поручаю вам задержать…

– Он здесь, сэр, – ответил Мастерс, кладя руку на плечо Пенника. – Встаньте, мистер Пенник. И подойдите к коронеру.

Присяжные поднялись со своих мест. Сандерс не видел лица Пенника и не хотел его видеть. Он запомнил, с каким нарочитым видом Мастерс держал одной рукой Пенника под локоть, а второй – нес новенький блестящий чемодан своего подопечного. Окна теперь полностью загораживали ноги полицейских.

– Мистер Герман Пенник? – спросил коронер.

Пенник слегка поклонился.

– Боюсь, мистер Пенник, что мне придется предать вас суду. Старший инспектор Мастерс скажет, что в данный момент вы ничего не обязаны говорить, но, если все-таки скажете, ваши показания будут записаны и могут использоваться в качестве доказательств. Также я…

Пенник перебил его четким и спокойным голосом:

– Господин коронер, я даже не знаю, как мне реагировать: смеяться или сердиться. Ситуация кажется просто фантастической, вы же сами сказали, что такой процесс будет фарсом.

– Я этого не отрицаю. Но поскольку вы, вопреки моим распоряжениям, явились на дознание, – сказал коронер с нескрываемым любопытством в голосе, – значит, скорее всего, отдаете себе отчет, что я не смог бы отнестись к вашему делу более беспристрастно, даже если бы выступал в роли вашего защитника. Но у меня просто нет выбора.

– Это неразумно, и это несправедливо. Но если настаиваете, я готов пойти вам навстречу и сдаться в руки правосудия. Я предстану перед судом, раз это так необходимо. Вы знаете, где меня найти. Однако в данный момент передо мной стоит важная задача: визит в Париж. Разумеется, я гарантирую, что вернусь. А теперь разрешите откланяться…

Два констебля встали около двери.

Коронер покачал головой.

– К сожалению, мистер Пенник, – сурово заявил он, – все не так просто. Вы не поедете в Париж или куда-либо еще. Вы будете помещены в тюрьму и ограничены в своей деятельности.

Прошло секунды три, прежде чем Пенник смог ответить. Сандерс заметил, как он расправил плечи под своим щегольским плащом.

– Вы же не хотите… не хотите сказать, что меня ограничат в передвижении? Запрут под замок? Только не в тюремную камеру!

– Именно в нее. Это обычная процедура. Не рассчитывайте, что к вам будут относиться лучше или хуже, чем к любому другому, кого обвиняют в убийстве.

– Но меня не могут осудить, – рассудительно, но вместе с тем с каким-то отчаянием в голосе возразил Пенник. – Мне ничего не угрожает. Вы сами прямо сказали мне об этом. Это же полное безумие – запирать в камеру человека, которого невозможно осудить. И все из-за того, что кучка