— Конечно, она узнала вас и хотела сообщить вам, кто она. Именно вам — из всех людей в мире!

— Почему «именно мне»? Только потому, что я журналистка?

— Только потому. — Карлайон вновь повернулся к окну. — Хотя какое это имеет значение? Она мертва и больше не страдает, а я, по-моему, утратил способность страдать. Так что, мисс Джоунс, можете сообщить всему миру, что моей женой была Ангел Сун.

— Тогда кто была другая — та, что на фотографии?

Он не казался встревоженным.

— Ах да, вот мы и добрались до фотографии.

— Я взяла ее той ночью на чердаке — мне хотелось оставить ее у себя из-за радуги... — глаза Катинки наполнились слезами, — но вам этого не понять. Дело в том, что женщина на вашей свадебной фотографии не Ангел Сун.

Лишенная зимнего пейзажа и с фарфоровой фигуркой, перекочевавшей на стол с каминной полки, комната стала выглядеть примитивной и уродливой. Единственным красивым предметом оставался сиамский кот, который напрягал темные уши, прислушиваясь к шипению сырого бревна в очаге. Это шипение долго было единственным звуком.

— Понятно, — заговорил наконец Карлайон. — Итак, вы знаете?

— Не знаю, — сказала Катинка, — но начинаю догадываться. — Она продолжала, собравшись с духом: — Одежда на чердаке слишком старомодна, чтобы служить приданым богатой девушке, вышедшей замуж всего год назад. Эта женщина, придя в дом, требовала свои вещи, даже не пожелав взглянуть на Анджелу, а на следующий день после ее смерти снова явилась донимать вас из-за них... Мы спросили, знает ли она о смерти племянницы. Женщина ответила, что, конечно, знает, но казалась равнодушной, словно давно привыкла к этой мысли. Так оно и было, потому что ее племянница умерла давно и похоронена в местечке Каслтаун-Берхейвен в Ирландии, где тетя могла видеть ее могилу и записи о ее смерти в приходской церкви... — Тинка снова посмотрела ему в глаза. — Правда состоит в том, что вы были женаты дважды.

— Да, — кивнул Карлайон. — На двух богатых женщинах. И обе умерли в результате несчастного случая.

В маленькой комнате снова воцарилось молчание, нарушаемое только шипением бревна в камине.

— Моя первая жена была очень молода, — заговорил Карлайон. — Она была сиротой — ее вырастила тетя. У нее был собственный доход от состояния отца. Я был... не то чтобы беден, но тоже молод и к тому же честолюбив. Не отрицаю, что ее доход пришелся ко двору. — Он пожал плечами. — Можете себе представить, что говорили люди даже до того, как она утонула в Ирландии, когда опрокинулась лодка. То, что ее доход умер вместе с ней, не имело значения для их злых языков. А через два года я встретил Ангел Сун... Мне было тридцать. Неужели я должен был до конца дней изображать безутешного вдовца? Понимая, что сплетни начнутся снова, я старался держать мой второй брак в секрете. На медовый месяц мы отправились на континент — это было кстати, так как Ангел порезала руку чертовым кольцом и больше не могла выступать, поскольку началось воспаление. Оно и послужило причиной катастрофы. Ангел держала руки в собольей муфточке, они не были видны, и я забыл о воспалении, да и Ангел, по-видимому, тоже. Мне захотелось покурить, и я сказал: «Возьми на секунду руль». Мы часто так делали, и я ожидал, что она сразу прореагирует. Я убрал руки с руля, а она протянула правую руку, чтобы взять его. Но рука была слабая, беспомощная и вся перевязанная. Прежде чем я осознал, что произошло, машина въехала на насыпь, накренилась, дверца распахнулась, и я выпал на траву, а она... — Он так сильно сжал кулак, что костяшки пальцев побелели. — Вы снова можете представить, что говорили люди!

— Как будто вы могли хотеть убить курицу, которая... — Тинка осеклась, но Карлайон даже не слышал ее.

— А теперь падение в пропасть, не говоря уже о кроличьем силке! Полиция считает, что я его установил, а потом подделал записку, чтобы заманить туда жену, и когда силок сделал свое дело, бросил его с обрыва.

— Они действительно обвинили вас...

— Не напрямик. Но инспектор Чаки — весьма проницательный молодой человек.

— Даже он признает, что в моменты стресса люди совершают необъяснимые поступки — вроде бросания силка в пропасть.

— Но что силок вообще там делал?

— Возможно, его просто оставили ребятишки, игравшие у пещер. Анджела могла и не споткнуться об него.

— Конечно она не споткнулась! — Карлайон устало посмотрел на нее. — Я рассказываю вам все это, чтобы объяснить, почему я не могу сообщить полиции, что это было самоубийство. Признать это, означало бы разворошить старые сплетни о моей первой жене. Этого я не смогу вынести. — Плечи его поникли, и он снова повернулся к окну. — Предпочитаю быть подозреваемым в убийстве. Они все равно ничего не смогут доказать — а это внесет некоторое разнообразие.

Самоубийство... Не было надобности ни в силках, ни в записках. Анджела Карлайон покончила с собой.

— Но почему? — прошептала Катинка. — Я имею в виду, почему именно в тот день?

Карлайон бросил на нее свирепый взгляд.

— Вы забываете, моя дорогая мисс Джоунс — а может быть, вовсе не догадываетесь, — что моя жена увидела перед этим, снова благодаря вам, когда ваша сумочка упала и открылась.

Фотографию ее мужа, стоящего гордым и счастливым рядом с другой женщиной в свадебном платье!

— Когда вы ушли, между нами произошла бурная сцена, — продолжал Карлайон. — Анджела не знала, что я был женат раньше. Она была молодой, романтичной, и я не мог заставить себя рассказать ей об этом перед свадьбой, а после несчастного случая... в общем, я ей не рассказал. Жизнь и так стала для нее адом, а когда она увидела фотографию, это явилось последней каплей. Я оставил ее на секунду, а когда вернулся, она уже спустилась по лестнице, выбежала из холла и начала карабкаться на гору. Конечно, я бы догнал ее, если бы не подвернул ногу. Остальное вы знаете.

С другой стороны долины на серо-зеленом фоне Бринтариана появилась радуга. При виде внезапного блеска в глазах Катинки, Карлайон бросил взгляд в окно.

— Теперь, мисс