– Но я думала… Я так поняла…

– Нет, нет, нет, нет, нет, – решительно произнес мистер Хэкетт. – Над «Желанием» будет работать мистер Уильям Картрайт, он и научит вас тому, что вам следует знать об этом бизнесе. Вам, мисс Стэнтон, надлежит подготовить для нас сценарий по новому детективу мистера Картрайта «Ну а теперь – убийство!».

Глава вторая

Беспардонное красноречие человека с бородой

1

Если теория мистера Данна верна, в подсознании человека могут происходить самые удивительные вещи. Моника, которая была настолько поражена, что у нее на мгновение перехватило дыхание, все же почувствовала, что может утверждать, будто оказалась тут не впервые. Вся обстановка – кабинет с выбеленными стенами, ситцевые шторы на окнах и сияющее за ними солнце, движения губ и отдающийся эхом голос мистера Хэкетта – все это было ей хорошо знакомо, будто когда-то она уже бывала участницей такой же сцены и должна была бы знать, что ее ждет.

Настоящая причина заключалась в том, что в глубине души она опасалась, что это не продлится долго. Внутренний голос убеждал Монику, что злодейка-судьба только и ждет, чтобы вмешаться и вновь разбить ее мечты, сыграв очередную жестокую шутку.

А когда так случится, эта жестокая шутка, несомненно, будет связана с именем Картрайта. Это неизбежно. Картрайт просто преследует ее и гасит свет в ее вселенной. Какие бы блестящие перспективы ни возникали на пути Моники, откуда ни возьмись всплывала отвратительная физиономия этого Картрайта.

И все же она пыталась бороться с этим ощущением.

– Вы шутите, – как заклинание произнесла она, не позволяя потухнуть последнему угольку надежды. – Мистер Хэкетт, вы наверняка шутите!

– Я вовсе не шучу, – учтиво ответил тот.

– Мне предстоит работать над детективом, а не над собственной книгой?

– Именно так.

– А мистер Картрайт, – превозмогая отвращение, она все же выдавила из себя это имя, – будет работать над сценарием по моей книге – моей?

– Вы угадали, – просиял продюсер.

– Но почему?

– Простите?

Моника испытывала к Хэкетту такое благоговение, что в обычных обстоятельствах даже не посмела бы и пикнуть. Она бы страдала безмолвно, коря за все саму себя. Но это было уже слишком – слова неудержимо рвались из ее груди:

«Это самая большая нелепость, которую я когда-либо слышала!»

Хоть этих слов она и не сказала вслух, пронизавший их дух все же наверняка отозвался в тоне ее голоса.

– Я спросила – почему? – не отступала Моника. – Почему мы должны работать над книгами друг друга, вместо того чтобы работать над своими собственными?

– Вам таких вещей не понять, мисс Стэнтон.

– Я знаю, мистер Хэкетт, но…

– Мисс Стэнтон, вы продюсер с десятилетним стажем или все-таки я?

– Конечно вы, но…

– Ну вот и прекрасно, – перебил ее мистер Хэкетт более веселым тоном. – Вы не должны пытаться вот так прийти и изменить нас, мисс Стэнтон. Ха-ха-ха. У нас имеются свои приемы, понимаете. Уж поверьте мне на слово: кое-что об этом бизнесе нам известно – мы варимся в нем уже десяток лет. Ясно? А вы нау́читесь. Несомненно. Ведь обучать вас будет сам Билл Картрайт! Вы все схватите на лету.

Весь гигантский смысл этого предложения постепенно просачивался в сознание Моники. Она вскочила на ноги:

– Вы хотите сказать, что я должна буду остаться здесь и обучаться – обучаться – тому, как пишут сценарии, у этого противного… этого отвратного…

Ее собеседник с интересом взглянул на нее:

– Ах, так вы знакомы с Биллом Картрайтом?

– Нет, не знакома. Но мои родственники – да. И они говорят, – вскричала Моника, – что он самый отвратительный, презренный и нелепый тип, которого когда-либо носила земля!

– Ну что вы! Нет, нет и нет.

– Нет?

– Вы совершенно не правы, мисс Стэнтон, – заверил ее продюсер. – Я знаю Билла много лет. Красавцем его, видит Бог, не назвать. Но он не так уж и плох. – Мистер Хэкетт поразмыслил пару мгновений. – Я бы даже сказал, что выглядит он вполне презентабельно.

Моника словно дар речи потеряла.

У мистера Хэкетта возникло неясное чувство, что молодая леди чем-то раздосадована.

Дело в том, что в своем воображении Моника уже давно нарисовала портрет мистера Уильяма Картрайта и отказывалась видоизменять его хоть на йоту. Мистера Картрайта повсюду хвалили – по крайней мере, в книжных обзорах – за «безупречную цельность и тщательную проработку» его сюжетов. Это делало его еще более невыносимым. Моника чувствовала, что презирала бы его меньше, будь он хоть чуточку небрежнее. Она представляла его себе этаким занудой, сморщенным и чопорным, с очками на носу. И ненавидеть этот образ доставляло ей определенное удовольствие.

– Я не смогу, – резко сказала она. – Простите меня, ради бога. Я вам безмерно благодарна, но я не смогу.

– Ну конечно, – ответствовал продюсер с холодным безразличием. – Если вам угодно отказаться от контракта…

– Дело не в этом! – отчаянно перебила Моника. – Пожалуйста, поймите меня, мистер Хэкетт. Я не диктую вам своих условий. Я не сомневаюсь в вашей компетентности. – Она искренне верила в свои слова, всему виной был Картрайт. – Я бы сделала все, чего бы вы ни попросили, если бы только вы объяснили мне: почему? Почему я должна работать с детективным романом, о котором мне ничего не известно, вместо моей собственной книги, в которой я знаю каждую строчку? Не могли бы вы просто назвать мне причину?

На лице мистера Хэкетта отразилось радостное облегчение.

– Ах, причину? – Он сделал на последнем слове особое ударение. – И это все? Что же вы сразу так и не сказали? Причину?

– Да!

– Ну, моя милая юная леди, – объяснил ее визави сострадательным тоном, – нет ничего проще. Причина…

На его столе зазвонил телефон.

Мистер Хэкетт, всколыхнувшись, подобно динамо-машине, снял с аппарата трубку. Все остальное тут же улетучилось из его головы.

– Да… да, Курт? Да?.. Ну спросите у Ховарда!.. Нет-нет, ни на минуту. Новый автор только что приехала. – Его зубы блеснули в заговорщической улыбке, направленной поверх телефона в сторону Моники. – Да, очень приятная молодая леди… Да… Хорошо-хорошо, буду. – Подхватив карандаш, он сделал какую-то пометку. – Павильон три, через пять минут… Да… Хорошо… Пока. – Он положил трубку. – Итак, мисс Стэнтон! На чем мы остановились?

– Не хочу вас задерживать…

– Ничего страшного, – сказал мистер Хэкетт, взмахнув рукой, будто показывая, что это не так, но ему придется смириться. – Пять минут, целых пять минут! Никакой спешки! Так что вы собирались мне сообщить?

– Не я, мистер Хэкетт. Это вы хотели назвать причину, по которой мне надлежит работать с детективным романом вместо моей собственной книги.

– Ах да! Да. Моя дорогая мисс Стэнтон, нет ничего проще. Причина…

Дверь в кабинет мистера Хэкетта резко распахнулась, и перед ними предстал какой-то человек.

Он не вошел – он именно прошествовал. Снаружи потянуло сквозняком, насыщенным таким тихим, ледяным, сдержанным негодованием, что казалось, будто отворилась дверца холодильника. Ощущение стужи наполнило собой пространство кабинета, словно бросая вызов солнечному свету за окном. Стужей веяло от каждого его движения. Дверь он открыл толчком, однако все же придержал ее, чтобы она не стукнулась о стену: он ухватил створку трепетными пальцами и мягко притворил ее. Затем он пересек помещение кошачьей поступью, словно шел через минное поле. Это был высокий, моложавый мужчина с книгой под мышкой. Только когда он, оказавшись возле стола мистера Хэкетта, взглянул тому в глаза, мина все же сработала, не справившись с надрывом.

– Черт побери! – сказал он и швырнул книгу на столешницу так яростно, что с фарфоровой чернильницы в форме китайского мандарина слетела шляпа, выполнявшая функцию крышки.

Книга оказалась экземпляром того самого бестселлера «Желание».

Мистер Хэкетт вытянул руку, поднял шляпу мандарина и нахлобучил ее обратно ему на голову.

– Привет, Билл, – сказал он.

– Послушай, – продолжил вновь