Из его рта вырвался долгий дрожащий звук, похожий на «А-а-а-ах!», которым даже сильные натуры в определенных случаях встречают внезапный телефонный звонок. У него внутри все затряслось. Он уставился на нее, стараясь взять себя в руки.

– Я, мадам, – выдавил из себя он, – очень вам обязан. Но кто… э-э-э…

– Все в порядке, – заверила она его. – Я Валери.

Кенуорти порылся в памяти.

– Насколько мне известно, – правдиво сказал он, – я никогда раньше вас не видел. Кто вы такая, Валери?

– Валери Четфорд. Но дело не в этом. – Ее голос стал настойчивым. – Вам не нужно беспокоиться о том, что прошлой ночью вашей знакомой перерезали горло. Однако убийца заполучил все письма. Я абсолютно в этом уверена.

Джером Кенуорти пристально посмотрел на нее, а затем осторожно поставил стакан на стол.

– Что это? Еще одна подначка?

Валери удивленно вскинула брови:

– Подначка?..

– Прошу прощения. Обещаю избавиться от дурного влияния янки. Это еще одна шутка Грисуолда? Как противогаз? Или снятие отпечатков пальцев без всякой на то причины?

– Кто такой Грисуолд?

– Ха-ха-ха! – произнес Кенуорти. – «Щемит в груди. Какой-то властный сон, как будто я, уже испив цикуты, наполовину в Лету погружен»[23]. Цикута. Это напомнило мне кое о чем. Один момент! – Он поднял стакан, осушил его, весь передернулся, как от боли, и откинулся на спинку кресла. – Не могу избавиться от ощущения, что мы с вами толкуем о разном. Прежде чем мы продолжим, не скажете ли вы, за кого меня принимаете?

– Но вы ведь Джером Кенуорти! – воскликнула она, пока вихри вальса кружили по тускло освещенному салону. – Ваш отец – лорд Эббсдейл. Он теперь состоит на службе в Уайтхолле. Не знаю, где именно…

– В адмиралтействе. Все верно.

– И вы живете – или жили раньше – в Тетлендс-парке, в Оксфордшире. Я когда-то навещала вас там. Ваша мать Молли приходится мне теткой, а моя – ваша тетя Эллен…

Джерома Кенуорти посетило смутное воспоминание о маленькой смуглянке с косичками, двенадцать или пятнадцать лет назад игравшей с ним на зеленых лужайках Тетлендса. Перед его мысленным взором всплыли и яростные споры с ней, и качели в саду, аккуратном, словно вычерченном по линейке, в регулярном голландском стиле.

Виски мягко ударил ему в голову и сделал сентиментальным. После трех ужасных дней, проведенных на борту «Эдвардика», он с нежностью вспоминал Тетлендс и даже своего папашу, этого старого зануду. Если проклятая война когда-нибудь закончится, он, Джером, уютно устроится там в качестве хозяина обширного поместья.

– Бог ты мой, – пробормотал он, – конечно я вас помню! Валери… Какая, говорите, у вас фамилия по мужу?

– Я не замужем.

– Нет, я имею в виду фамилию тети Эллен по мужу. Ах да, Четфорд! Ваше появление – настоящий праздник. Не выпьете ли со мной?

– С удовольствием. Можно мне капельку ликера? «Гран марнье»?

Кенуорти сделал заказ.

– Но послушайте! Где вы все сейчас обретаетесь? И как у вас дела? И где вы жили все это время?

Валери расслабленно сложила руки. Ее глаза, серые, с темной каймой и довольно широко расставленные, были устремлены на крышку стола. Лицо мисс Четфорд, которое Макс Мэтьюз счел слишком породистым, имело такой вид лишь благодаря изящному рисунку тонких, мягко очерченных губ.

– О, везде, – ответила она. – Мы с мамой и папой переехали на Бермуды… Вы помните?

– Да, я знал, что вы уехали куда-то в этом роде.

– А потом, год или около того назад, мы перебрались на север штата Нью-Йорк. Но когда началась война, я… ну, я подумала, что следовало бы внести свою лепту, помочь родной стране, вот и все. – Она подняла глаза, застенчиво улыбнулась и потупила взгляд. – Я надеялась, что ваш отец – простите, дядя Фред – найдет мне какое-нибудь дело. Но я не осмелилась ему писать, потому что, вы помните, у него произошла ужасная ссора с моей матерью и моим отцом. И вы знаете, какой он.

Кенуорти с удовольствием выпил вторую порцию виски.

– Кому, как не мне, это знать! Но это – в свете моих, теперь уже довольно преклонных лет – древняя история. Я могу заверить вас, что старик найдет вам занятие. Вы не сможете этого избежать. С глубоким прискорбием должен сказать, что меня он уже взял в оборот.

Кенуорти выпил.

Валери ухватилась за край стола:

– Есть еще кое-что…

– Продолжайте, звезда души моей. Прозит![24]

– Что вы сказали?

– Я сказал «прозит». Вот и все.

– О! Желаю вам удачи, Джером. – Она взяла рюмку. – Не возражаете, если я буду с вами откровенной? Я просто не могу об этом умолчать. – Она подвигала рюмку взад-вперед по столу. – Вы мой кумир. С самого детства. – Она застенчиво хихикнула. – Правда-правда. Тетя Молли присылала нам ваш школьный журнал. Я знаю обо всех призах, которые вы получили. Я знаю, что вас готовили к дипломатической работе и… Ну, оставим это.

– Да, – согласился Кенуорти, залившись краской.

– Я постоянно слышала о вас. Мне известно даже, что вы приезжали в Нью-Йорк. Сначала я прочла об этом в светской хронике, потом – в колонках сплетен. И когда я узнала, что вы связаны с этой ужасной женщиной…

– Какой еще женщиной?

Валери наклонилась через стол, и даже шелест ее розового платья словно готовил к тайным откровениям. Она понизила голос:

– Это как раз то, что я пыталась вам сказать. Эта женщина – вы знаете – была убита прошлой ночью в тридцать седьмой каюте. От нас это скрывают. С ней разделались, Джером. Ей перерезали горло. Ужасно… Я все видела своими глазами.

– Но боже мой, как ее зовут?

– Тсс! Говорите тише!

– Как ее зовут?

– Эстель Зия-Бей. В сумочке у нее была пачка писем – вот такая толстая! – Валери развела ладони, показывая. – Письма для шантажа. Там, должно быть, имелась куча других, но меня интересовали только ваши.

Кенуорти задумался, его мысли путались.

– Послушайте, Валери. Хотите верьте, хотите нет, но я, да поможет мне Бог, не знаю никакой Эстель Зия-Бей!

– Джером, пожалуйста!

– Это правда.

Ничего подобного она не ожидала.

Здесь следует прояснить одну вещь. Девушка, которая называла себя Валери Четфорд, ничего бесчестного, по ее собственному убеждению, не делала. Она следовала определенным курсом, поскольку видела в этом свой долг. У нее был сложный характер, в котором парадоксальным образом проницательность уживалась с наивностью; верность, рвение, страсть, творческое воображение и толика слабости – все это также было присуще ей. До сих пор она чувствовала себя в безопасности. И это отрицание очевидного сбило ее с толку.

Она знала, что Джером Кенуорти не убийца. Потому что (если уж говорить правду) она видела убийцу за работой. Это знание она собиралась использовать в ближайшее время для воплощения своего плана. Но – до сих пор – вся информация о Кенуорти, полученная из вторых рук, была верной.

И она заговорила умоляющим голосом.

– Н-но этого не может быть! – запинаясь, пробормотала она. – Вы ведь знаете бар «Тримальхион», не так ли? На Восточной Шестьдесят пятой улице?

– Я знаю «Тримальхион», и мне там нравится! Мудрые друзья с этого судна посоветовали мне отправиться туда, как только я ступлю на американскую землю.

– Она там – что за отвратительное слово! – ошивалась. Во второй половине дня.

Мысль Кенуорти устремилась в прошлое.

– Если она ошивалась в «Тримальхионе», не понимаю, как я мог избежать встречи с ней. Мои знакомства с женщинами, облюбовавшими это место, были обширными и необычными. Могла ли она использовать другое имя? Я только хотел бы отметить, причем настойчиво, что никогда в жизни не писал никому компрометирующих писем. Семейный адвокат предостерег меня на сей счет, когда мне было пятнадцать, и с тех пор я следую его советам. Так что я… – Он осекся. – Послушайте, а откуда вы знаете о «Тримальхионе»?

Валери отвела взгляд.

– Мне жаль, – тихо сказала она. – Я только пыталась помочь.

– Да, но…

– Возможно, с моей стороны было глупо идти к ней в надежде ее уломать, – призналась Валери. – Как наивная школьница, я пыталась спасти любимого старшего брата. И боюсь, это ввергло меня в ужасную беду.

– Беду?

– У меня есть друзья, которые ходят в «Тримальхион». Они рассказали мне о вас. И мама