— А Петрович — славный! — усевшись на бревно между Маринкой Стрекозой и Тимофеевой Верой, похвалила руководителя Женька. — Правда, бабник, — добавила она уже тише.

Но те, кому надо, услышали…

— Не только он, — неожиданно вздохнула Вера. — Есть тут некоторые…

— Опять Кныш приставал? — встрепенулась Маринка.

— Опять…

— Ой, Вера, нравишься ты ему, вот что!

— Ну-у… Наверное, да… — Вера вдруг зарделась. — Он мне вчера такое предложил… такое… Даже говорить совестно…

— Что, прямо предложил?! — ахнула Марина. — И как не стыдно только!

— Стыдно. Он потом извинялся, но я с ним все равно не разговариваю.

— И правильно! — Маринка обняла подругу за плечи и неожиданно предложила устроить выездное комсомольское собрание.

— Вот Кныша на нем и пропесочим! Десятой дорогой тебя обходить будет, вот увидишь! Хотя… — Стрекоза вдруг запнулась. — Он ведь еще тот комсомолец. Ни учетной карточки у него, ни комсомольского билета. Все потерял… Ну, при переезде. Понять можно — мать умерла, то, се… школа опять же незнакомая…

— Так можно же восстановить! — вскрикнула Женечка. — Ну, через районный комитет… наверное…

— Можно, конечно. — Маринка виновато опустила глаза. — Мы и собирались… Да я как-то забыла… А он не напомнил! А потом и вообще из школы ушел… А ведь это так важно, девочки! Помните, как нас в комсомол принимали? Как мы учили устав… пять орденов комсомола… или их уже шесть было… демократический централизм… как гордились, когда вступили, билеты получили… Ах… А ему — все равно…

— Так он считается как несоюзная молодежь? — уточнила Женя.

— Нет. — Маринка дернула шеей. — По спискам у нас комсомольцем проходит… проходил… Не знаю, как сейчас.

— Значит, можно разобрать, пропесочить!

— Ой, девочки, — вскинула голову Вера. — А давайте без этого! Ну без собрания. А то как-то… Он извинился же! Кажется, искренне… Да и вообще — без родителей рос… с теткой… жалко ведь…

— Ох, добрая ты, Вера! — Вскочив на ноги, Маринка уперла руки в бока. — Значит, так! Еще раз пристанет — сразу зови нас. А уж мы-то ему не спустим! Правда, Женя?

— Ага. В реку выкинем на раз — пускай охолонится, Дон Жуан чертов!

— Марин… А к тебе он как? — понизив голос, поинтересовалась Женя.

— А ее он боится! — вдруг расхохоталась Вера. — Ну побаивается… видно же! Мариночка ведь у нас комсорг, и вообще, девушка боевая! Да, а мужика того, что мог наши лодки проткнуть, вы с Кнышем заметили?

— Костик еще был… Ну мы ж втроем рыбу ловили. А первым Коля заметил, да! Рукой показал в заросли… вон, говорит, мужик какой-то… Ну Костик его лучше рассмотрел, а я как-то не очень…

— Как подумаешь, что он где-то здесь бродит… — зябко поежилась Маринка. — Ну, этот, браконьер…

— Да давно он уже смылся, только и его видели! Испугался. Нас-то много, а он-то один. Ну навредил, как смог, — это да… — хмыкнула Женька.

* * *

Про новенькую десятирублевую купюру Щекалиха не раскололась.

— Ну, может, и не с аванса… Может, кто принес… Да не помню я! Вот еще, всякую ерунду помнить!

— И что же, Таня, к тебе много народу ходит? И все с деньгами? — прищурил глаза участковый.

— А я многим нравлюсь! — выкрикнув, Татьяна вдруг насторожилась, бросив на милиционеров ненавидящий взгляд. — Э-э, Дорожкин! Ты на что это намекаешь?

— Да ни на что я не намекаю!

— Нет, намекаешь! Так вот: даю я не всем и не за деньги!

— Эй, эй, Татьяна! Уймись! — выступил вперед Мезенцев. — Мы же просто спрашиваем.

Гражданка Щекалова в дом милиционеров не приглашала, разговаривали, как и в прошлый раз, на улице, у крыльца…

— А доски-то на ступеньках кто заменил? — как бы между прочим поинтересовался Дорожкин.

— А кто надо — тот и заменил! — снова взвилась Танька. — Что, я на личную жизнь правов не имею?

— Имеешь, имеешь… Тот же, что и червонец дал? Новенькая такая купюра. Красненькая…

— Да далась вам эта красненькая! Ну честно — не помню…

А ведь Танька в чем-то права, подумал про себя Мезенцев. Могла и забыть — ведь мелочь же! Да и вовсе не факт, что купюра — с того ограбления… Не факт! Но проверить надо.

— Давай, Татьяна, вспоминай, кто к тебе приходил… ну, начиная с мая… — мягко улыбнулся Максим.

Дорожкин покусал губы и добавил:

— Не скажешь, так мы соседей спросим. Тебе оно надо?

— Ага, соседей! Они соврут — недорого возьмут. А то вы не знаете!

— Ну, тогда, Татьяна, сама. Женщина ты видная… и не дура.

— Ой, подлизываешься, Максимушка! Ладно… Может, чего и вспомню… — усевшись на скамеечку у забора, Щекалиха вытащила из кармана висевшей на заборе куртки горсть семечек и протянула Максиму. — Хочешь?

— Не откажусь.

— А тебе, Дорожкин, не дам. Злой ты нынче!

— Ага. Зато ты — добрая.

— Ла-адно. — Выплюнув шелуху, Татьяна потянулась и, перехватив невольный взгляд Макса, довольно заулыбалась.

— Кто приходил, спрашиваете? Ну про Вальку вы знаете… Дебелый еще заходил, было дело… Юрик Нос, Ванька Кущак…

— Весь бомонд! — не сдержавшись, саркастически хохотнул участковый. — Ладно, ладно, Таня, — не перебиваю.

— Еще Сашка Бессветный… ах, Сашок…

— Сашка Бессветный к тебе таскается?! — удивленно моргнул Дорожкин.

— А чего ж? Еще тот кобелина… А жена у него — сами знаете, без слез не взглянешь. Кстати, вот он и мог десятку на стол кинуть… ну, на вино да закусь. Шофер — деньжата водятся.

* * *

Сторожа тетю Маню Крутикову Максим отыскал на ее же огороде. С тяпкой в руках бабуся ловко окучивала картошку. И весь огородик, и небольшой домик выглядели ухоженно и нарядно. Резные наличники на окнах, крытая шифером крыша, палисадник с кустами смородины и малины.

— Здрасьте, теть Маня!

— А-а, Максим! — пенсионерка оторвалась от грядки и, поправив на голове косынку, кивнула на лавочку у крыльца. — Садись вон. Как мать, сестрица? Сейчас молочка принесу…

— Спасибо, теть Маня! Не надо молочка. Мне бы спросить кое-что…

Зеленую кофточку тетя Маня вспомнила!

— Варнак какой-то пьяный ее со скамельки забрал. Видать, зазноба евонная забыла — растеряха… Что за варнак? Да бог его… Я, Максимушка, мо́лодежь-то не знаю. Ох, уж эта мне мо́лодежь! Чего ей только не насмотрисси! Мимо-юбки эти… А вчера девку видала — в коротких штанах! Справная така девка… Вот ведь срам-то!

Улучив момент, Мезенцев все же перевел разговор ближе к делу — попытался уточнить приметы «варнака»… правда, не очень успешно. Сторожиха видела его мельком, когда глянула окно…

— Он со скамельки-то эту кофточку — оп! И забрал. И пошел, шатался… Чернявой такой… в штанах. И это — рубаха до пупа расстегнута.

— А на скамейке кофточка когда появилась,