и молодой травой…
Ну все, дело сделано.
Дольщик прислонился к дереву и счастливо улыбнулся, смотря в небо и будто бросая ему вызов. Словно возносил наверх свой голос: «Вот еще один убиенный за мной. А что вы сделаете? С нами Бог — было у немцев. А со мной тысяча чертей. И сладу со мной никакого нет…»
Глава 31
Добрый начальник был сегодня вовсе не добрый. Выслушав о моей просто жизненно необходимой поездке в теплые края, буркнул:
— Я тебя и тут чачей с хинкалями угощу. Нечего государственные деньги на ерунду переводить.
— Но это реальная возможность выйти на соратника Сапсана. На военного преступника из «когтей». И мы от него много чего узнаем.
— Слушай, Ваня. Тебе заняться нечем? Вон надо в Северск лететь, там вопросы появились, помощь нужна. По «двойке» какие-то шевеления нехорошие. Работы по нашей линии — начать и кончить, от заката до обеда.
— Я понимаю. Но дело надо доделывать.
— Ну не лучшее это место сейчас для служебных поездок. Особенно для нас. Ты вообще в курсе, что сейчас в Грузии творится?
— Массовая зачистка взяточников.
— Она самая. И если бы только это… Ты же не ребенок, должен понимать, что такие факты влекут последствия для всех.
— Думаете, все так, как говорят. — Я поднял глаза наверх.
В Грузии проходили масштабные чистки. В прошлом году Сталин собрал тех, с кем в молодости делал революцию, на даче на озере Рица. Говорят, сильно готовился к встрече, отнесся к ней очень серьезно. Ну и разговор со старыми боевыми товарищами зашел — как они живут, как советская власть их осчастливила. Тут и наслушался от старичков много чего. И о засилье мингрельских кланов. И о повсеместной продажности милиции, властей и судей. И о том, что без подношения ни один бытовой вопрос не решить. О том, что без денег и без связей в республике лучше не жить. О том, как воруют у трудового народа честно заработанное. Будто и не социализм вокруг, а самый что ни на есть лютый крепостной строй.
Сталин рассвирепел. И дал соответствующие указания. Силами МГБ Грузинской ССР началась чистка. Только головы и летели. Секретарей райкомов, милиционеров, судей эшелонами, чаще без суда, отправляли в холодные края. Пошли и уголовные дела. Было арестовано более пятисот ответственных работников.
В кулуарах Проекта, шепотом, чтобы посторонние не слышали, поговаривали, что Сталин недоволен Берией и этот удар направлен против него — арестовали в основном его креатуру. Стул под всесильным заместителем председателя Совета министров зашатался. Претензии к его птенцам были очень серьезные, а значит, и к нему.
И чем все это закончится для нас — неизвестно. Дело в том, что Берия — главный куратор Проекта. Все ключевые фигуры, в том числе и у нас, расставлены им лично. И если сейчас начнется перетряхивание, то прогнозы дать вообще никто не может. Поэтому лезть сейчас в командировку в Грузию с оперативно-разыскными мероприятиями — это реальная возможность попасть в политические дрязги. Там прямо витала угроза.
Вообще, для меня и многих моих коллег самый большой страх, который не дает спать по ночам, — это попасть в жернова внутрипартийной борьбы. Там тебя перемелют и даже не заметят, не вспомнит никто, что такой был на свете. И в последнее время шансы все увеличивались. Вон какие мощные фигуры в порошок стерли по «ленинградскому делу» — члена Политбюро и председателя Госплана Вознесенского, секретаря ЦК Кузнецова, кстати, курировавшего одно время МГБ, Первого секретаря Ленинградского горкома Попкова. И всех к стенке. Бывший наш министр Абакумов с прошлого года в нашей же камере, и ему уже тоже подбирают, по слухам, стенку покрасивее — свой все же. Не дай бог оказаться хоть каким боком во всех этих делах и коснуться их расследования…
Ох, не надо о печальном. У меня есть мое маленькое дело в большом Проекте. И я доделаю его во что бы то ни стало. А дальше хоть трава не расти.
— Да и вообще, Ваня. Заканчивай копать по «Плотине», — вдруг выдал Беляков.
— Это как? — изумился я.
— Это вообще уже не наше дело. Наша задача была выявить источник утечки на подведомственном объекте. Всю сеть пускай вскрывает Главное управление контрразведки. Куда мы и передадим материалы. Я уже созванивался с людьми. Достиг взаимопонимания.
— Просто так отдать дело? Когда главный подозреваемый в несознанке. Сообщники не выявлены.
— Источник утечки ликвидирован? Ликвидирован. Задача наша выполнена, Ваня. А нашим коллегам нужен результат по западной агентуре. И они перевернут все вверх тормашками, но дело добьют.
— Семен Артемьевич. Когда мы недоделанные дела бросали? Мы должны найти Сапсана. И связать все концы воедино. Слишком много пока неясностей. И нет уверенности, что в самой «пятнашке» все вычищено.
Беляков задумчиво побарабанил пальцами по столу. Я его где-то даже понимал. Вечная проблема — несоответствие стоящих огромных задач с наличным мизерным личным составом. Но бросать дело, перепоручать его посторонним на этом этапе действительно нельзя.
— Ладно, — махнул рукой начальник. — Уговорил, языкастый. Готовь приказ. И езжай… Без грузинского коньяка не возвращайся.
— Да хоть цистерну подгоню.
После этого разговора я состыковался с майором Артеменко. Он сообщил, что сейчас как раз готовится спецгруппа — достаточно большая. Притом сразу по нескольким направлениям. И по заворовавшимся грузинским деятелям. И по скрывающимся военным преступникам. Набиралось оперативников и бойцов силовой поддержки на целый самолет.
— Мне командировочные выписали, — сообщил я. — Примете на борт?
— Примем. Подъезжай.
На Лубянке мы с Артеменко обговорили детали взаимодействия. И он дал добро, чтобы я созвонился по ВЧ с полковником Лядовым и ввел его частично в курс дела.
Павел Андреевич Лядов был моим непосредственным начальником в МГБ Украины. Отличный чекист и верный боевой товарищ, сейчас он руководил Тбилисским областным управлением МГБ, на территории обслуживания которого планировались оперативные мероприятия. И был главной моей надеждой на успех — он всегда работал максимально эффективно и жестко, не считаясь ни с чем и ни с кем. Назначили его на должность в середине прошлого года, на удивление всем — обычно там были только местные кадры с грузинскими фамилиями. Но сказалось происхождение из этих мест, знание языка и особенностей местных реалий. На его плечи во многом легла работа по мингрельскому делу.
— Если есть зацепка, как абрека взять, я с тобой сам под пули полезу и грудью на пулемет! — донесся его голос в трубке аппарата правительственной связи. — Надоел этот Попугай хуже горькой редьки.
— Почему Попугай? — спросил я.
— Так это он