— Скажите на милость! Нынче уж и грабительские экспедиции не обходятся без женщин! — саркастически заметил Ральф.

После долгих совещаний с Ральфом и Джинсом относительно того, как на будущее время предохранить себя от подобных покушений, решено было, во-первых, приделать к окну крепкий ставень, а во-вторых, завести в доме чуткую собаку, и Ральф взялся доставить нам верного сторожа. Таким-то манером попал к нам красноглазый, короткохвостый фокстерьер Питер, сыгравший такую важную роль в последующих событиях. Когда, дня через два, Ральф явился с своим четвероногим спутником, жена моя сначала горячо восстала против него, страшась за чистоту своих новых ковров и мебели. Но сынишка наш решил дело в пользу Питера: увидав его, он в восхищении захлопал ручонками и непременно пожелал свести с собакой ближайшее знакомство. Признаюсь, несмотря на ручательство Ральфа за безукоризненную кротость Питера, приобретенного им от хорошего знакомого, я с трепетом смотрел, как малютка теребил пса за уши и тыкал ему пальцами в красные глаза. Но Питер действительно оказался вполне заслуживающим самой лестной рекомендации и с примерным терпением переносил свое испытание. Очень скоро он сделался любимым членом нашей семьи и особенным фаворитом Эмили, всегда бравшей его с собою гулять.

Однажды, по обыкновению, она отправилась с ним мили за две, с целью навестить знакомых. Вернувшись из конторы домой, я не нашел ее дома и, подождав довольно долго, начал уже серьезно тревожиться, когда она наконец явилась, печальная и озабоченная.

— Что случилось? — спросил я. — Не захворал ли наш мальчик?

— Питер пропал! — чуть не со слезами отвечала она.

— Каким образом?

— Отстал как-то и не вернулся ко мне. Я уже была в трех полицейских участках с объявлением о пропаже. Но мне сдается, что его просто украли и мы больше не увидим его.

— Я телеграфирую Ральфу, он выдумает, как помочь беде, — сказал я ей в утешение, и она действительно повеселела, хотя заметила, что в этом случае вряд ли можно рассчитывать на его помощь.

Я послал Ральфу депешу, и он приехал на другой же день.

— Я думаю, что он погуляет на свободе и вернется сам, — сказал он, услыхав о пропаже. — Питер не таковский, чтобы дать украсть себя: он слишком смышлен. Просто ему захотелось постранствовать, и когда он наголодается порядком, то прибежит и начнет лаять у подъезда.

Только что успел он произнести эти слова, как раздался звонок.

— По-вашему, может быть, это Питер звонит! — с горечью заметила ему Эмили, раздосадованная тем, что он не мог дать никакого существенного совета.

— Может быть, — невозмутимо отвечал он, — на свете все возможно!

Между тем дворецкий отворил дверь, в прихожей послышались голоса, и в столовую к нам медленно вошел Питер. Сначала он прямо направился к тому месту, где обыкновенно стоял его обед, и усердно обнюхал ковер. Потом уже он обратил внимание на нас, нерешительно помахивая обрубленным хвостом и очевидно не зная, кого первого осчастливить своим приветствием. Приметив гневную позицию Эмили и ловко избегнув энергичного толчка моим сапогом, беглец избрал своим убежищем Ральфа и с быстротою молнии вспрыгнул к нему на колени, обдав одежду этого джентльмена жидкою грязью, обильно текшей с его шерсти.

Ральф также мгновенно отправил Питера кубарем на средину комнаты с прибавлением не очень-то изящного восклицания, и тогда только заметили мы стоявшего на пороге дворецкого.

— Лэди, что привела собаку, в прихожей, — доложил он.

— Боже мой! — воскликнула Эмили. — Какие же мы невежи! Зачем вы раньше не сказали этого, Джинс?

— Я не мог, сударыня, вы все были так заняты собакой.

— Какая это леди, Джинс? — спросил я.

— Молодая, сэр!

— Просите ее сюда, скорее! — приказала Эмили.

Джинс ввел посетительницу. Я сидел боком к двери и прежде чем увидать вошедшую, увидал лицо Ральфа, перемена которого поразила меня так, что я быстро обернулся.

Пред нами стояла высокая, стройная красавица, с чудными, глубокими главами и непринужденной, благородной осанкой. Все это вовсе не объясняло, почему физиономия Ральфа выразила такое изумление, восхищение и вместе беспокойство.

— Мы крайне обязаны вам, — начала было церемонно Эмили, но внезапно остановилась. — Как, это вы, мисс Артур? Вот уже второй раз вы оказываете мне услугу! — радушно воскликнула она, подходя к гостье с протянутой рукою.

Пока они обменивались приветствиями, Ральф шепнул мне:

— Это та самая девушка, которая бродит вокруг дома!

Я внимательнее начал глядеть на нее.

— Очень счастливо случилось, — низким, мелодичным голосом объясняла она моей жене, — что я замешкалась и возвращалась домой гораздо позже обыкновенного. Проходя мимо освещенной таверны, я приметила на улице собаку, которую несколько раз видела с вами. К счастью, у меня было несколько бисквитов в кармане, я приманила ее и поймала. Остальное уже было не трудно сделать, — с улыбкой докончила она, гладя ласкавшегося к ней Питера. — Теперь же позвольте проститься с вами, мне пора домой.

— Нет, нет! Останьтесь ужинать с нами или, по крайней мере, выпейте хоть чашку чаю. А потом мы вас отправим домой в экипаже, — говорила Эмили, редко обращавшаяся так сердечно с кем бы то ни было из своих знакомых. — Уже совсем темно, и вам не годится идти пешком, мисс Артур!

— Быть может, мисс Артур боится темноты так же мало, как собак, — с довольно неприличной резкостью и сарказмом заметил Ральф. Она быстро взглянула ему прямо в глаза.

— Это правда, я не боюсь ни того, ни другого, — спокойно отвечала она. — Но чашку чая я выпью с удовольствием; благодарю за предложение, миссис Уэльтер.

Чай был подан, и между Эмили и мисс Артур не прерывалась самая оживленная беседа. Я видел, что жена моя очарована своею новой знакомой и, признаюсь, разделял ее восхищение. Трудно было представить себе что-нибудь прелестнее ее слегка грустного лица и звучного голоса. Просидев с полчаса, мисс Артур пожала руку Эмили, простилась с нами царственным наклонением головы и удалилась.

— Какая жалость, что она бедна и что ей приходится учить ребят французским спряжениям и тому подобной тоске, — заметила моя жена.

— Вы полагаете, что она больше годится в учительницы для взрослых? — едко отозвался Ральф. — И почему вы знаете, что это единственный способ,