– А как же Никифор Аристархович? Как же формуляры? Дело же архиважное, государственное дело.

– Да тьфу ты, вцепился, как клещ! – недовольно отдернул руку сторож, – Уж не трясись ты так. Придешь завтра к открытию – всего и делов-то.

– Нет-нет! Безотлагательно нужно! Хоть небеса на землю рухни! Необходимо!

– Ладно, ладно… Что с тобой юродивым поделать, – смягчился старик. – Никифор Аристархыч никак у себя еще. Странно даже… Вон галоши его остались.

Ободренный Инюткин вскочил со скамьи, проверил сохранность пакета за пазухой и на затекших от долгого сидения ногах проковылял к двери. Сторож встал рядом с ним, прижал к двери большое, поросшее седым волосом ухо и многозначительно поднял палец, прислушиваясь. Из-за двери доносились приглушенные удары, видимо печати, и шелестение бумаг. Старик осторожно постучался. Тишина. Он, прокашлявшись, приоткрыл дверь и заглянул внутрь. В приемной горела лампа, но секретарь, видимо, давно уже ушел домой. Они переглянулись, одновременно пожали плечами и шагнули за дверь.

В приемной странные звуки, доносившиеся из кабинета чиновника, слышались отчетливей. Шуршала бумага, кто-то раскидывал по комнате листы, потом, через промежуток раздавался короткий стук, то ли печатью, то ли ящиком стола, после чего раздавался тихий глухой стон, похожий на завывание, словно чиновник в припадке подобострастия колотил по столу и стонал от непроходимой тупости подчиненных.

Николай решительно пересек приемную и трижды постучал в дверь. Тук-тук-тук. В ответ раздалась очередная серия шелеста, стуков и вздохов. Постучал еще раз – то же самое.

– Раньше он вроде до такого часа не засиживался… – Сторож почесал под картузом.

– Надобно внутрь зайти и посмотреть, – уверенно сказал Инюткин. – Вдруг с ним удар случился? Эх, пропали тогда мои формуляры…

– Так и зайди! – согласился старик. – У тебя же к нему дело, не у меня.

– Ну нет уж! Ты тут лицо официальное, за порядком следить специально приставленное, а я человек прохожий, так что ты заходи! – парировал Николай.

После кратких препирательств было решено заходить вместе. С тревожным сердцем Инюткин повернул медную ручку, а сторож толкнул дверь. В лицо им сразу ударило холодной сыростью выстуженного помещения, лампа горела, но место за массивным столом было пустым. Окно было распахнуто, и через него в кабинет хлестал дождь, пачка бумаг, прижатая пресс-папье, отчаянно пыталась улететь, документы, справки и резолюции кружились по комнате в хороводе после каждого порыва ветра. Но кроме этого… Плохо закрытая ставня внезапно распахнулась и с силой стукнула о раму. Ба-а-бах!

– Уби-и-и-или! – внезапно тонко, по-бабьему завопил сторож и пустился бегом через приемную наружу. – Душегубы! Убивцы! Турки! Тут они! Городового, скорее!

Крик его удалялся по коридору, сопровождаемый звуками начинающегося переполоха. Николай стоял словно парализованный, разглядывая огромную лужу крови на полу. В крови было все: бумаги, сукно стола, портреты вельможных особ на стенах. Что-то капнуло ему сверху на лысину, и Инюткин поднял голову, чтобы с ужасом увидеть пятно крови, расползшееся на потолке. Откуда-то издалека доносились крики сторожа:

– Убили! Убили! Городовой! Скорее!..

Николай еще раз ощупал пакет во внутреннем кармане сюртука, прислонился к дверному косяку и медленно сполз на пол.

Глава 1

По Фонтанке еще вовсю плыл лед, но на липах уже распустились первые листочки. Было свежо, солнечно и чрезвычайно ветрено, даже для столицы. Пролетка, управляемая суровым красноносым извозчиком, с трудом приткнулась возле Чернышева моста, и из нее вышли двое мужчин, представлявших из себя странную компанию. Один из них был высок, по-военному подтянут, строго и аккуратно одет, внимателен и обходителен. Второй же, одетый в странное, словно с чужого плеча пальто, был лохматым, дерганым и нервным. И, будто это все составляло недостаточно странный вид, они помогли выбраться из пролетки своему третьему компаньону, и им оказался худой и бледный православный батюшка в коричневом подряснике.

Священник стоял на мостовой, поддерживаемый товарищами с двух сторон, и тяжело дышал, волосы выбились из-под черной скуфьи и трепались на ветру.

– Отец Глеб, вы уверены, что достаточно поправились? – обеспокоенно спросил высокий, помогая батюшке подняться на тротуар.

Тот на секунду прикрыл глаза, глубоко вздохнул и ответил:

– Не переживайте, Роман Мирославович, тело мое ослабло, зато дух весьма укрепился. Я готов.

Странная троица, преодолев суету на входе, проследовала в здание министерства, по привычной уже лестнице на второй этаж, и вскоре, по соблюдении всех необходимых ритуалов и формальностей, уверенно вошла в святая святых – кабинет министра внутренних дел.

Градоначальник, занимавший свое привычное кресло, благосклонно кивнул в ответ на нестройное приветствие гостей и продолжил заполнять пространство клубами сизого сигарного дыма. Сам хозяин кабинета стоял у окна и, потрясая своими непомерными бакенбардами, оживленно разговаривал с каким-то лысым господином явно военного вида, но одетым почему-то в форму жандармского полка. Министр обернулся к вошедшим со зловещим радушием.

– А-а-а! Вот и Роман Мирославович! Отец Глеб, рад снова видеть вас в здравии! Присаживайтесь, присаживайтесь, не стесняйтесь! Господин Барабанов, вам точно лучше присесть.

Годы работы в сыске приучили Муромцева анализировать поведение окружающих людей, и особенно если люди являлись высоким начальством. Поэтому, глядя на раскрасневшееся лицо министра, подрагивающие кончики его бакенбард и убранные за спину руки, сыщик легко понял, что тот совсем недавно получил некоторые весьма скверные новости, причем уязвившие его лично. А источником неприятного известия, видимо, был этот бравый генерал с закрученными усами и георгиевским крестом на груди. Герой войны, удачливый карьерист. Муромцеву, как и любому сотруднику уголовного сыска, это лицо было хорошо знакомо.

– Как вы видите, господа, – министр дождался, покуда Барабанов отцепит фалду пальто от резной спинки стула и усядется нормально, – сегодня с нами Александр Ильич, мой товарищ и командир отдельного жандармского корпуса. Как вы могли догадаться по его присутствию, речь пойдет не просто об очередном душевнобольном садисте, в этот раз мы столкнулись с делом…

– С делом государственной важности, – закончил за него гость. – Я приношу свои извинения, господин министр. Вы позволите мне ввести сыщиков в курс событий?

– Конечно, конечно… – не вполне уверенно откликнулся министр, переглянувшись с градоначальником.

Виктор Вильгельмович, едва различимый от сигарного дыма, лишь неопределенно пожал плечами, и командир жандармов, коротко поклонившись, продолжил:

– Я наслышан о действиях вашего, Роман Мирославович, специального отдела. Многое в ваших методах, конечно, спорно, но результаты впечатляют. Вам удавалось преуспеть там, где традиционные методы сыска оказывались бессильны. Мне кажется, ситуация, с которой мы сейчас столкнулись и которая вызывает у нас у всех такое беспокойство, как раз по вашей части. Что вам известно о городе С.?

Муромцев машинально потер седеющий висок.

– С.? Городок тысяч на пятнадцать