— Конечно, пусть остаются все трое!

Оля не видела никакой проблемы в том, чтобы подселить к курам еще и третьего кавалера. Пока что первые два курочек не особо впечатлили. Пестрого петуха курицы не соглашались считать своим авторитетом, а белый от дамочек и сам старался держаться на расстоянии. Между собой пестрый и белый петухи никак не соперничали. Белый полностью самоустранился, что полностью устраивало пестрого, который старался перетянуть все внимание дам на себя одного.

Но не таков оказался черный петух. Стоило Светлане выпустить его из транспортной клетки, как он тут же больно клюнул ее в ладонь.

— Ах, вот ты какой! — рассердилась на него Светлана. — Пропишу тебе раствор топорина, будешь тогда знать! Тут у тебя два кандидата на замещение имеются, так что учти и будь со мной повежливей.

Но петух ничего не хотел слушать, он уже рвался в вольер к курочкам. Те пугливо жались в углу, явно не стремясь знакомиться с очередным претендентом на их лапы и сердца. А вот петух стремился, и даже очень. Он буквально вырывался из рук у Оли, так хотел поскорее попасть в гости к дамам. Но стоило Оле выпустить новенького в вольер, как на него налетел пестрый петушок Золушок. Тот уже обжился, считал себя старожилом, и появление нового петуха произвело на него самое неприятное впечатление.

С громким «Ур-р-ра!» он напал на конкурента и со всей дури пару раз клюнул его в голову. Черный явно нападения не ожидал, потому сначала слегка растерялся. Но придя в себя, встопорщил перья, поднял гребень и воинственно кинулся отвоевывать свое право быть первым, главным и все такое прочее. Пух, перья и пыль полетели в разные стороны. Куры были то ли в обмороке, то ли в восторге. Во всяком случае, они замерли без движения, лишь поводя глазами из стороны в сторону и следя за двумя соперниками, мутузящими друг дружку.

Какое-то время Света молча наблюдала за сражающимися петухами. У нее мелькнула мысль, что во избежание травм одного из них нужно бы забрать из вольера. Но стоило ей шагнуть, как здравомыслие победило.

— Нет уж! Пусть они лучше поклюют друг друга, чем меня.

К тому же петухи гонялись друг за другом с такой скоростью, что у Светы и не получилось бы их поймать.

— Разбирайтесь тут сами, — сказала она им.

Но петухам ее разрешение и не требовалось. Они были заняты друг другом и больше никого не видели. Уже уходя, Оля поискала взглядом белого петуха. Он тоже присутствовал в вольере, но не проявлял к сражающимся никакого интереса. Поглядывал на них, но без всякого уважения, а скорее, даже с осуждением. Такой взгляд бывал у Николая Тимофеевича, когда подгулявшая молодежь шумела на озере, выясняя отношения между собой. Но вмешиваться в схватку двух соперников белый петух явно не считал необходимым. Однако Оля заметила, что совсем безучастным белый петух тоже не был. Как ни проворны были те двое, но белый все время умудрялся находиться между драчунами и сбившимися в кучку встревоженными курицами, словно защищая тех от хулиганов.

— Ладно, — вздохнула Оля, — как-нибудь устроятся.

— Конечно, устроятся, — сказала Светлана. — В любом случае сейчас я слишком устала, чтобы решать куриные проблемы.

Оля была того же мнения. Она пришла к себе, переоделась и умылась, а потом в сопровождении Калачика, который не скрывал своей радости от того, что его дорогая и любимая хозяйка вновь дома, Оля отправилась спать. Она была уверена, что петухи сами отлично разберутся, поделят сферы влияния, сильнейший займет трон, а слабейший уразумеет, что отныне должен вести себя примерно.

Но Оля не учла одного: за всеми этими куриными разборками из своего вольера наблюдал Наполеон. И его здорово злили все эти распри в курином семействе. Наполеон недаром носил свою кличку, индюк был уверен, что на всем птичьем дворе может быть только один главнокомандующий, и им он назначил самого себя. Все прочие должны были подчиниться или здорово пожалеть.

Глядя на то, как новые петухи мутузят друг дружку, Наполеон воображал, как славно он мог бы вмешаться и заставить крикунов замолчать. Ох, он бы им показал! Они бы у него побегали. И курицам тоже досталось бы на орехи. Пусть не воображают, что могут уйти из-под его командования.

Кровь ударила индюку в голову. Шея и бородка сделались у него ярко-красными. Словно безумный, он бегал по своему вольеру, мечтая о том, как выберется наружу и покажет им всем. Он уже и раньше много раз пробовал вырваться на свободу, но у него не получалось. Хозяйка сделала ему хорошую и прочную ограду. Но индюк все же не оставлял своих попыток, раз за разом он кидался всей своей мощью на сетку, и внезапно та не выдержала его нового веса, многократно увеличившегося в последнее время за счет обильной кормежки. Ограда покосилась, сетка провисла, и Наполеон получил возможность действовать.

Свобода! Оставляя за собой перья, Наполеон рванул вперед. Вот и его противники. Дерутся, словно ничего не происходит, никого вокруг себя не видят. Но мы сейчас это исправим! И Наполеон кинулся на черного петуха. Долбанул его клювом, ударил сильным крылом. Второй противник попытался наскочить сзади и сразу же очень об этом пожалел, получив удар в грудь мощной когтистой лапой.

Пока петухи приходили в себя после нападения на них, Наполеон направился к курицам. Глупышки. Как же приятно их будет заставить дрожать перед ним! Курицы тоже заметили надвигающуюся на них громадину и бросились врассыпную. Наполеон обрадовался. Гонять куриц было его излюбленной забавой. Как давно он был ее лишен! Но сейчас он оторвется за все дни воздержания и вынужденного примерного поведения! Сейчас он им покажет!

Индюк расправил крылья и кинулся в наступление. Все курицы кинулись наутек. Все, кроме одной. Лапка у бедняжки застряла между брусьями, на которых была установлена поилка. И сейчас курочка безуспешно дергала ногой, пытаясь освободиться, и ничего у нее не получалось. А опасность была уже совсем близко. Наполеон буквально навис над страдалицей. Курица приготовилась быть битой или даже убитой, но внезапно перед ней, словно из воздуха, появилось большое белое пятно.

Огонек, утратив свою мечтательность, без всякого страха вклинился между громадным индюком и неподвижно замершей курицей. Какое-то время враги мерили друг друга взглядами. Индюк не сомневался, что, будучи в несколько раз массивней, он без труда одолеет и этого противника, как одолел тех двух. Но не тут-то было. Огонек внезапно взмахнул крыльями, высоко взлетел в воздух и с налету ударил Наполеона лапами