– Уверяешь меня, вот как? – Недоверчиво сверкнув глазами, Роза взяла вилку, воткнула её в спагетти и накрутила. – Выкладывай, – велела она.

– Мы украдём замок целиком.

– Украдём… что? – Вилка замерла. Роза уставилась в улыбающееся уверенное лицо Юстаса и медленно покачала головой. – Эта девчонка, – бросила она быстрый взгляд на Лиду, – заморочила тебе мозги.

– Это вполне реально, – сказал ей Юстас. – Ты же знаешь меня, знаешь мою репутацию – я планирую только дела высочайшего пошиба.

Всё ещё сомневаясь, Роза набила рот спагетти и принялась жевать.

– Замок целиком, – пробормотала она.

– Нам просто нужно больше помощников, – сказал Юстас. – Вот и всё.

– О, да, – фыркнула Роза. – Конечно, нужно.

– Ты только представь, – Юстас наклонился к ней, не замечая, что его галстук окунулся в томатный соус, – представь: лучшие криминальные умы Европы, мастера своего дела, и каждый приведёт своих помощников.

Роза обдумала идею, по-прежнему в сомнениях.

– Кто, например? – спросила она.

– Ну, мы с тобой, разумеется. Из Германии – Герман Мюллер.

С одобрительным кивком, Роза заметила:

– Да-да, я о нём слышала.

Юстас начал загибать пальцы, перечисляя имена.

– Из Англии, – сказал он, – сэр Мортимер Максвелл.

***

– Сэр Мортимер Максвелл, – произнёс Герман Мюллер. – Да, однажды я работал с ним – в одном дельце, связанном с подделкой документов.

– Надёжный человек, – сказал Юстас.

Герман – лысый, худой, как скелет, зловещего вида мужчина с вытянутым рябым лицом – пожал плечами.

– Малость нелюдимый, – заметил он.

– Никто из нас не идеален, – отозвался Юстас и отрезал ломтик от здоровенной белой редьки, лежащей на тарелке. Прожевав и запив пивом, он приступил к своему братвурсту.[6]

Они с Лидой встречались с немецким звеном их плана в солнечном, утопающем в зелени дворе мюнхенского «Хофбройхауса».[7]

– Кто ещё? – спросил немец.

– Из Франции, – проговорил Юстас с куском братвурста во рту, – Жан Лефрак.

Герман задумался.

– Не припоминаю такого имени.

– Весьма толковый тип, – сказал Юстас. – В последнее время промышляет американскими вдовушками. Вроде как отошёл от дел, но на его счету несколько блестящих афер в архивах Сюрте.[8]

– Вдовушки могут подпортить человеку серьёзную работу, – сурово сказал Герман. – Особенно американские.

– За Жана можешь не волноваться.

– Тебе видней, – равнодушно заметил Герман. – Кто-то ещё?

– Роза Палермо из Италии.

Герман замер, не донеся кружку до рта. Впервые за весь разговор на его щеках проступил лёгкий румянец.

– Та чокнутая?

– А, – с безмятежной улыбкой произнёс Юстас, – значит, о ней ты слышал.

– Слышал о ней? В тихую ночь её саму слышно с той стороны Альп.

– Она немного вспыльчива, – признал Юстас, – но она лучшая в своём деле.

Герман нахмурился.

– Лучшая? Ты хочешь сказать – в Италии?

– Конечно.

– Пожалуй, я соглашусь, – сказал Герман и отхлебнул пива.

– Тогда ты возглавишь немецкую команду, – сказал Юстас. – А я буду связующим звеном между всеми командами.

***

– Такова в сущности ситуация, – сказал Юстас, с улыбкой оглядывая гостей.

В саду его небольшого шато неподалёку от Цюриха, за высокой подстриженной живой изгородью, обеспечивающей уединение, вокруг выкрашенного в белый цвет металлического садового стола расселись: сам Юстас, сэр Мортимер Максвелл, Жан Лефрак, Герман Мюллер, Роза Палермо и Лида Перес. Они ели картофельные оладьи и запивали их зинфанделем.[9]

Сияло клонящееся к закату солнце, трава отливала насыщенным сочным зелёным цветом, за живой изгородью величественно вздымались горы; вино было отменным, картофельные оладьи – воздушными, как облака, и Юстас купался в ощущении благополучия. Ни один из выбранных им компаньонов не отказался, и он прекрасно понимал, что дело не в том, что план выглядел надежным, как швейцарские часы, а в нём – в его неоспоримом мастерстве и завидной репутации. Только Юстас Денч мог провернуть столь грандиозное дело! Украсть целый замок!

Улыбаясь, сияя, уже чувствуя тепло грядущей победы, Юстас спросил:

– Есть вопросы?

Сэр Мортимер тут же задал очевидный вопрос:

– Сколько на кону?

– Точно подсчитать невозможно, – ответил Юстас. – По самым скромным прикидкам, основанным на газетных публикациях о предполагаемом состоянии Линча, наша добыча может составить от десяти до двадцати пяти миллионов фунтов.

– Боже правый! – искренне изумился сэр Мортимер.

– А сколько это в лирах? – спросила Роза Палермо.

Скривив губы, Герман Мюллер ответил:

– Семь заполненных доверху тачек.

– В лирах… – Юстас быстро прикинул в уме. – От шестнадцати до сорока миллиардов.

У Розы отвисла челюсть.

– Миллиардов?!

– Как я и сказал, – подтвердил Герман.

– Нельзя ли перевести сумму в более понятную для меня валюту? – попросил Жан Лефрак.

– Во франки? – Юстас снова сосредоточился. – В новых франках…

– Нет, не франки, – остановил его Жан Лефрак. – Я больше привык к американским долларам.

– В американской валюте, – сказал Юстас, – это от двадцати до пятидесяти миллионов долларов.

– Отлично, – улыбнулся Жан, поглаживая кончиками пальцев свои тонкие усики. – Очень даже неплохо.

– Как будем делить? – спросил Герман.

Юстас ответил, обведя многозначительным взглядом собравшихся за столом:

– Ну, вы знаете о договорённости с юной леди.

Лида оказалась в центре внимания, ответив взглядом, в котором смешались смущение, решимость и отвага. Она напоминала фигуру на банкноте, только без щита.[10]

– Да, – пробормотал Жан, – мы знаем об этой… договорённости.

– Значит, – осторожно продолжил Юстас, – мы говорим об оставшейся половине.

– Конечно, – кивнул Герман.

– Так вот, – сказал Юстас, – я получаю десять процентов сверху, поскольку именно я всё организовал и буду являться связующим звеном операции.

– Да-да, – нетерпеливо перебила Роза. – Что насчёт остальных?

– Каждому из вас, – объяснил Юстас, – причитается по пятой части от оставшейся суммы. Из этой доли вы заплатите столько, сколько посчитаете нужным, тем помощникам, кого решите нанять.

– Прости, Юстас, – сказал Жан. – Позволь мне прояснить этот вопрос, а то цифры меня совершенно сбивают с толку. Речь идёт, в моём случае, о двадцати процентах от девяноста процентов, так?

Снова многозначительно