Увидев Нину, Инесса обрадовалась, вышла из-за прилавка навстречу аптекарше:

— Почтенная Нина, ты за желчью? — Лишь голос у девицы был красивый — низкий, бархатный.

— Доброго тебе дня, Инесса. Да, за ней. Как батюшка, здоров ли?

— Здоров. Молодые хиреют, а батюшка лишь крепче становится.

— Вот и славно. Я смотрю, у тебя тоже вон румянец во всю щеку, глаза блестят. Значит, тоже здорова.

Инесса покраснела, опустила глаза. Нина удивилась, с чего бы вдруг. В разговоре ее засмущать еще не случалось. Девушка провела руками по кожаному фартуку:

— Ты еще что будешь брать?

— Нет пока. Пошлю Фоку, если что понадобится. Я смотрю, ты опять одна. Отец-то где?

— На ипподром ушел. С Демьяном-коновалом, сказал, надо ему встретиться. — Девица снова зарделась, нырнула под прилавок, застучала там чем-то.

— Что же хорошего этот проклятущий коновал ему скажет?! Грубиян и невежа! — вырвалось у аптекарши.

— За что ты так почтенного Демьяна честишь, Нина? Тот же лекарь, человек знающий. И с батюшкой они дружны, — удивленно промолвила Инесса, разогнувшись. — Я и сама с ним разговаривала — достойный человек.

Нина, не желая рассказывать, какая отвратительная история с ней приключилась из-за грубого коновала, только фыркнула. Пригляделась к девушке:

— А тебя зачем отец на ипподром водил? Порядочным девицам там не место.

Та замялась. Не сразу ответила:

— Я у лавок мироваров хотела пройтись. Уж больно хорошо там пахнет. А одной-то непристойно. Вот и напросилась с отцом. А на ипподром он меня не водил — Демьян сам к нам вышел. — Произнеся имя коновала, Инесса снова покраснела. Да так сильно, что даже шея пошла пятнами. Нина с жалостью на нее посмотрела. За что такое несчастье девице? Мало, что некрасива да еще и, похоже, влюбилась в грубияна. Неужто отец ее за коновала сватать надумал?

Инесса протянула Нине кувшинчик с залитой воском пробкой:

— Вот тебе желчь. Я вот только перед твоим приходом налила да запечатала, воск, поди, и застыть толком не успел.

Нина поблагодарила, положила на прилавок монеты. Но прежде, чем выходить, произнесла негромко:

— Ты послушай моего совета, милая. Не засматривайся на коновала. Он зол, неотесан, обидеть может. Ты телом-то сильная, а душа у тебя нежная…

Но Инесса, все еще с алеющими щеками, ее перебила:

— Ты же не знаешь его совсем, Нина. Как судить так можно о почтенных людях? Уж не знаю, какое он тебе неуважение оказал. Может, посмотрел не так, как иные? — Инесса сердито сложила руки на груди. — Так он все еще по жене горюет, вот на женщин и не смотрит вовсе — память ее бережет. Ко мне он добр, с батюшкой вежлив. С чего же ты на него так обозлилась?

Нина нахмурилась:

— Ну добр так добр. Сама кашу варишь, сама и хлебай. — Она поправила мафорий. — В пятый день Фоку пошлю к вам за жиром свежим да, может, за мясом. Кланяйся от меня батюшке.

Не глядя более на разгоряченную спором Инессу, она вышла на залитую мягким осенним солнцем улицу.

Подходя к аптеке, Нина все еще думала о проклятущем коновале, вспоминала его разъяренную физиономию и свой позор. С крыльца кинулся к ней Фока:

— Почтенная Нина, идем скорее — за тобой Никон-сикофант послал. Опять, говорят, убили кого-то!

— Кого убили? — оторопела Нина.

— Женщину, говорят, в гавани нашли. Да пойдем уже скорее. — Он потянул ее за рукав. — Я аптеку запер, тебя остался на крыльце поджидать.

Нина перекрестилась, торопливо направилась в сторону городских ворот, что открывали выход в гавань. Фока размашисто шагал рядом.

— Рассказывай, — произнесла Нина.

— Да нечего рассказывать. Стратиот[38] прибежал, потребовал тебя позвать. Сказал, что Никон велел не мешкая в гавань идти. Я спросил, что случилось, а он только пробурчал, что утопленницу к берегу прибило.

Нина задумалась. Для утопленницы аптекарша не нужна. Что же Никон за ней послал? Выйдя за городские ворота, Нина завертела головой, пытаясь найти Никона. Глазастый Фока первый заметил в отдалении за большим камнем группу людей. Над их головами возвышались пики стражников.

Ноги утопали во влажном песке, ветер трепал одежду, приносил с моря соленые брызги от разбивающейся о скалы воды. Уже не первый день штормило, волны бросались на берег раздутыми сердитыми валами. Зато запах рыбы и водорослей не был таким удушающим, как в жару.

Приближающихся Нину и Фоку заметили стражники, двинулись было навстречу, чтобы отогнать. Но она, чуть задыхаясь от быстрого шага по тяжелому песку, сказала:

— Почтенный Никон за мной послал. Аптекарша я.

Воины отступили, позволили пройти.

На песке лежало тело утопшей. Наброшенная на него дерюга оставляла открытой лишь голову. Длинные темные волосы облепили лицо и шею почившей. Распахнутые глаза смотрели в ясное равнодушное небо.

Никон оборвал свой разговор с трясущимся не то от ужаса, не то от холода насквозь вымокшим рыбаком. Поманил Нину.

Он взялся за холстину, закрывающую труп. Краем глаза Нина заметила, что стражники неуютно переступили с ноги на ногу, некоторые отвернулись. В затылке у нее заныло от нехорошего предчувствия.

Поднятая ткань обнажила белое, почти не распухшее еще тело. Прилипшие водоросли создавали причудливый узор на нем. Но тем страшнее было то, что открылось взору. Нина почувствовала, как к горлу подступила горечь, с силой прижала руки ко рту. Живот несчастной девицы был разрезан крестообразно, сизовато-багряная полость походила на рот какого-то чудовища.

Глава 7

У Нины из рук все валилось. Мысли крутились в голове мрачные, страшные. Едва она принялась за притирания, как перед глазами вставало облепленное волосами лицо. И страшный разрез на теле. Как тут что-то делать можно? Не приведи господь, собьешься, меры перепутаешь. Нельзя в таком состоянии снадобья готовить.

Фока снова разбил горшок с отваром. Нина, взглянув в его потерянное лицо, не стала ругать. Отправила проведать матушку. Он понуро кивнул и вышел, притворив за собой дверь. Нина задвинула засов. Ждала сикофанта — сказал, придет поговорить после доклада эпарху.

Нина принялась за простую работу, что обычно поручала подмастерью: разбирала травы, процеживала масла, раскладывала приготовленные снадобья по малым горшочкам. Вспомнила про испачканную кровью одежду, что надо отстирать как-то и отнести в баню обратно. Замочила ее в кадушке с холодной водой, соли насыпала от души.

Солнце уже перевалило за купола, когда раздался громкий стук в дверь. Нина торопливо открыла. Сикофант, не ожидая приглашения, прошел и устало опустился на сундук с подушками, прикрыл глаза. Аптекарша метнулась