участки нужно массировать. Кан Чжунсок наблюдал за ее руками.
Лэсси заворчал от удовольствия и улегся на спину, подставив ей живот, будто прося почесать и его. Счастливчик Лэсси! За год она слышала это имя так часто – и вот теперь видела его самого…
– Похоже, вы много собак держали, – сказал Кан Чжунсок.
– Да. Когда я была маленькой, наша семья владела корейским магазином, но мама рано ушла из жизни, и я одна частенько стояла за прилавком – а рядом со мной всегда была собака. Стоило мне взгрустнуть, и руки сами тянулись к собаке – хотелось ее обнять.
Конечно, все это было ложью. Методы акупунктурного массажа для собак Соджон выучила в Академии. Она начала подготавливать почву для своей легенды про пожертвовавшую собой мать, упомянув ее вскользь. Чжунсок знал ее данные из личной анкеты, а она знала, что он обнимает свою собаку в моменты грусти и ощущения одиночества. В конце своего рассказа Хан Соджон не забыла сделать печальное лицо.
Из-за тепла, исходящего от тела Лэсси, мягкой шелковистой шерсти на глазах у нее выступили настоящие слезы. А вместе с ними пришли воспоминания о мучительных эпизодах из жизни. Голод, побои, заточение, бессонные ночи за учебой, снова голод… В течение года многие ученицы терпели жестокие условия, мечтая лишь об одном – когда-нибудь по-настоящему оказаться перед этим самым Лэсси. Хан Соджон тихо вздохнула. На душе у нее было нелегко – она испытывала и гордость за себя, и жалость по отношению к другим ученицам, и тревогу перед грядущим… А еще – тяжелое чувство от осознания, что все это ей предстоит пройти, оставаясь ложной Хан Соджон…
Одинокая слеза скатилась по ее щеке.
– Простите. Просто, увидев Лэсси, я невольно вспомнила прошлое…
Это была правда, но Кан Чжунсок решил, что Хан Соджон плачет, потому что вспоминает свое детство в Америке. «Наверное, она так же нашла утешение в верном живом существе – собаке – после смерти матери, как и я», – вероятно, так он думал. Настоящая же Хан Соджон никогда не знала материнской любви.
На следующий день она, вступив в обязанности секретаря, начала сопровождать Кан Чжунсока повсюду, отвечая также за его расписание. И выполняла свою роль безупречно, быстро и точно. Со временем в компании уже никто не шушукался у нее за спиной, называя «ставленницей банкира».
Соджон досконально изучила специфику строительного бизнеса. Она готовилась к этому год – и потому выполняла все возложенные на нее дела без сучка и задоринки. Вскоре уже отвечала и на все звонки, поступавшие в его офис из-за границы, – как и положено выросшему в США и выпустившемуся из Колумбийского университета человеку, Соджон говорила по-английски как носитель.
Свои мысли она высказывала только когда оставалась наедине с Кан Чжунсоком; когда с ними были другие люди, Соджон старалась оставаться в тени. Она не переходила установленных границ и не лезла на рожон. С Кан Чжунсоком была почтительна, с остальными – вежлива. Люди восхищались ее манерами, говоря, что она где-то получила высококлассную подготовку.
Но вот что было странным: с момента появления в его жизни Хан Соджон Кан Чжунсок полностью забросил все свои экстремальные увлечения. Она прекрасно освоила на должном уровне и дайвинг, и скалолазание, но шанс продемонстрировать свои навыки все никак не предоставлялся.
– Что-то вы в последнее время совсем позабыли былые увлечения, – как-то раз заметила Хан Соджон. Ей хотелось проверить его уровень, а заодно размяться самой.
– И правда… – Кан Чжунсок задумался. – С тех пор, как вы тут появились, что-то меня не тянет ни в горы, ни на море. Почему, интересно?
Хан Соджон недоверчиво склонила голову набок. Кан Чжунсок сделал то же самое.
– Сегодня выходной, а я заставил вас работать… Простите, – сказал он. – Теперь только вы полностью в курсе моего расписания. Но что поделать, вы слишком хорошо справляетесь со своей работой.
Кан Чжунсок улыбнулся. Когда они были наедине, он часто улыбался.
– В знак извинения с меня обед, как вам?
– С удовольствием, – Хан Соджон тоже улыбнулась.
Они вышли из гостиной и направились в столовую. Как и ожидалось от владельца строительной компании, столовая была красивой и элегантной, но при этом не помпезной или вычурной – все было в меру и со вкусом. То же самое касалось и еды. Ингредиенты создавали удивительную гармонию вкуса и запаха. Еда оказалась вкусной, а разговор – приятным.
– Вы знаете ресторан «У Тома»?
– Конечно, – ответила Хан Соджон. – Это же на Сто двенадцатой, рядом с Колумбийским университетом. Я бывала там много раз.
– Да, его называют самым американским рестораном. Их главное блюдо – «завтрак дровосека».
Да-да, все это она уже слышала на занятии: «Когда ночь, для кого-то полная тревог, а для кого-то дарующая крепкий здоровый сон, проходит, то встает солнце – встает, даря свое тепло и свет всем без исключения; яйцо в этом блюде должно быть приготовлено так, чтоб желток не растекся и оставался целым и упругим, словно символ яркого только что взошедшего солнца. Завтрак, который дарит энергию для нового дня!»
– «У Тома» был обычным заведением для среднего класса, но мне не по карману. Поэтому я искал ему замену. И нашел – дешевую, но не особо-то вкусную забегаловку. «У Джорджа».
Хан Соджон мельком взглянула на него – в его голосе скользила ностальгия.
– Это была забегаловка, которую держала полная афроамериканка. У нее был сын Джордж. Они просто копировали и продавали «завтрак дровосека» из «У Тома».
Хан Соджон снова представила себе это место.
– И все же для меня это было чем-то ценным, – продолжил Кан Джунсок. – Каждый раз, когда я ем даже такую изысканную еду, как сейчас, иногда вспоминаю те дни. Почему люди не могут забыть и отпустить прошлые трудности? Когда я думаю о США, первым делом на ум приходит этот самый «У Джорджа» и его безвкусный «завтрак дровосека». – Он застенчиво улыбнулся, словно признавался в чем-то сокровенном.
– Да-а… Вечно крошащийся хлеб, от сосисок несет прогорклым жиром, а кофе по вкусу – что-то среднее между сточными водами и отжатой тряпкой, – вдруг подала голос Хан Соджон.
Кан Чжунсок удивленно посмотрел на нее, его веки слегка дрогнули.
– Не может быть… Неужели вы тоже знаете это место?
– В те дни, когда мне казалось, что я совсем одна в этом мире, я тихонько плакала, а утром шла в эту забегаловку – дешевую, с невкусной едой, куда больше никто и не заглядывал. И там хозяйка готовила мне завтрак из всего, что оставалось. Когда она заворачивала мне еду с собой,