– Я сообщу Сивакову данные о ней: имя – Наталья, возраст – примерно девятнадцать, брюнетка… Приезжая с юга, путешествовала автостопом, ее часто видели с водителями-дальнобойщиками в Тарусе возле старинной чайной, – перечислила Катя. – Сиваков снова свяжется с калужским патологоанатомом. Пусть скупые сведения, но есть шанс установить ее личность. Наш долг перед ней, Гек… Выполним насколько возможно. Сиваков, конечно, поинтересуется, откуда нам с тобой известно ее имя…

– Сошлемся на Милона Поклоныча, – моментально нашелся Гектор. – Он чайную упоминал, переведем на него стрелки. Легко. Я сам сделаю.

Они умолкли. Катя знала: их мысли сейчас едины. Ни с кем никогда она не ощущала себя так, как с ним… Гектором Троянским, мужем – когда и слова не надобны… С полувзгляда, с полувздоха они понимают друг друга.

– Катя, они вернутся, – повторил Гектор. – Осталась последняя загадка в кукуйском деле.

И он не ошибся.

Вскоре они увидели в пелене дождя шедших по берегу реки со стороны Птичьего мыса Симуру и Полосатика-Блистанова. Оба надвинули капюшоны худи на головы и стоически мокли под ливнем, шествуя неторопливо на приличном удалении друг от друга. Первым брел Арсений Блистанов. А Симура, покончив с семейными делами дома у Фабрикантши, не желал прибавлять шага, нагоняя его.

– Мой рапорт на увольнение подписан! – возвестил Блистанов громко еще издали. – Мать моя начальница под занавес постаралась избавить меня от бюрократической волокиты кадровиков. Я больше не капитан Вездесущий, Гектор Игоревич. Ура! Я отныне вольный человек. – Он оглянулся на приближавшегося к ним Симуру: – Серафимчик, не пришил бабулю сейчас, а? Бритвой по горлу – чик! И в колодец?

– Баба Рая жива. Мы даже с ней успели заверить ее завещание в мою пользу насчет всего движимого и недвижимого у здешнего нотариуса – он ее сосед по Птичьему мысу, коттедж его рядом через дорогу, – ответил Серафим. Он выглядел бледным, но собранным. Даже деловитым. – Баба Рая категорически настояла: поскорее с завещанием уладить. Уверяла меня, тот крюк в потолке или сук в лесу, который она все глазами в последние дни ищет, может ведь и появиться внезапно… И она за себя не ручается.

– Самурай, а ты правда ее простил? – спросил Гектор.

– Гектор Игоревич, я ей не судья и не палач. Да и найдется ли ей вообще казнь за ее зверства с отцом? Пусть она уж сама собой распорядится. Суицид для нее лучший выход. – Серафим остановился у веранды. Он будто не желал пересекать некую запретную черту. Мок под холодными осенними струями дождя. И рассуждал в свои двадцать два по-взрослому… логично, сухо и совершенно безжалостно.

– Ты все узнал. Все вспомнил. Ты доволен? – Гектор глядел на него.

– Я заново родился. Или воскрес. Короче, очнулся от спячки разума. Но без вас я бы никогда не справился. Спасибо вам с женой большое за помощь. За поддержку и заботу обо мне. Чем мне отплатить вам за вашу доброту и участие?

– Всегда пожалуйста, – спокойно ответил Гектор. – Уплата долгов – вещь правильная, Серафим. Я только за… Ну, скажем, из чувства чистой, не замутненной расчетами благодарности открой нам теперь: кто ты есть на самом деле? Настоящий. Истинный. Правильный Серафим Елисеев, не нуждающийся больше в никнейме из манги. В воздухе ведь витает без ответа последний и очень важный вопрос. Ты, наверное, успел меня изучить, я его за бортом не оставлю. Не в моих правилах.

– Опер Буланов, – поддержала мужа Катя.

– Сеня! – окликнул Блистанова Гектор.

– Да, Гектор Игоревич. – Арсений Блистанов, вознамерившийся спрятаться от ливня под крышей веранды, остановился на ступеньке.

– Помнится, ты обозвал Буланова живодером, – заявил Гектор.

– Я? Когда? – Блистанов вспыхнул. – А, на участке, у клеток… вырвалось у меня…

– Неконтролируемая эмоция, да? – Гектор кивнул. – Я все прикидывал, что опаснее: порыв чувств… ярость благородная, стрем души? Или же умысел, спланированный и холодный?

– О чем вы? – Блистанов отвел взор.

Гектор шагнул и… заслонил Катю от них обоих.

– Сеня, ты ж собирался рубиться в техасский холдем, – обратился он к Полосатику-Блистанову. – И?

– Что? – Тот наморщил лоб, стараясь уловить…

– Фолд (пас) или олл-ин?[38] Ну?

– Гектор Игоревич, я не…

– Месть или подстава?

– Подстава? – Арсений Блистанов заморгал и еще гуще покраснел.

– На участке Буланова восемь клеток, и в каждой по шесть секций, – произнесла Катя. – Я сама не запомнила, а Гек заметил. То есть сорок восемь тщательно запертых клеток были открыты, а кролики выпущены на волю. Стояло раннее утро, убийце бы побыстрее скрыться после расправы над Булановым, его могли застигнуть. Пусть дом Кроликовода на отшибе, но он же мясом торговал и шкурками, на дороге к нему даже указатель имелся, явились бы клиенты и застали с поличным убийцу. А он, неразумный, рискованно и долго возился с клетками. Отпирал все сорок восемь замков, распахивал…

– Серафим! Стоять на месте! Мужиком быть! Не слизняком-салабоном!

Катя осеклась.

Голос Гектора Троянского под стенами Илиона… И в пустыне у Пальмиры под огнем исламских боевиков.

Симура резко отпрянул от веранды, но, остановленный приказом Гектора… не побежал.

Застыл на месте.

– Серафим, это же вы убили Буланова. – Катя везла непосильный груз: трудно дается им последний, окончательный вердикт! – Кролики, выпущенные на волю. Не счесть их… Сорок восемь крохотных тюрем с распахнутыми настежь дверцами. Сотни спасенных маленьких душ. Столь красноречивая деталь! Это же вы открыли все клетки после того, как поразили Буланова топором в спину.

Арсений Блистанов круто обернулся к Симуре, едва не грохнувшись со ступеньки.

– Наконец-то в яблочко! – выпалил он в бешенстве. – Пусть с бабкой твоей адовой мы пролетели. Но все равно… ты лжец, подонок! Убийца!

– Я все ждал: вы догадаетесь рано или поздно. Вы умные оба, – произнес Серафим. – Не месть это с моей стороны… Да, я убил Буланова. Я вам, фактически сейчас самым близким мне людям, признаюсь. Только это не месть, Гектор Игоревич… Катя… Я вам скажу правду и о нас с Кролиководом. Пусть из чувства чистой незамутненной благодарности за вашу безграничную доброту ко мне…

Он споткнулся на последней фразе, и тон его внезапно опять странно изменился – вольно или невольно, неосознанно он копировал теперь Гектора. Или передразнивал его?

– Не месть мною двигала! – повторил Серафим, сжав кулаки. – Я многое забыл, вы помогли мне вспомнить. Но единственное, что я точно знал, в чем я был абсолютно уверен: я не убивал отца! Я безмерно любил его всегда. Ради отца я был готов на все. А Буланов тогда заставил меня признаться в обратном. Он завел меня в кабинет. Достал из ящика стола овощечистку…

– Шутишь? – хмыкнул Гектор.