человек?
– Да.
– Это был Барроуз. Затем в игру вступает новый человек – парикмахер Арли. Он следил за Кери. Вчера ночью на пустынной дороге южнее города Арли стрелял в Кери. Кери убил его.
Глаза старого адвоката выкатились еще на сантиметр.
– На какой дороге? – задыхаясь, спросил он.
– Вам точно назвать место?
– Да!
Я подтянул к себе его телефон, позвонил в агентство, попросил прочесть отчет Дика и назвал адвокату место.
Это произвело на него впечатление. Он вскочил с кресла. Морщины на его лице блестели от пота.
– Мисс Ньюхолл там одна! Это мешто меньше чем в километре от ее дома!
Я нахмурился и постучал полушариями друг об дружку, но ни к какому выводу не пришел.
– А если я пошлю человека присмотреть за ней? – предложил я.
– Великолепно! – Его встревоженное лицо разгладилось, так что на нем осталось не больше пятидесяти или шестидесяти морщин.
– Ей хочетша побыть там одной пошле шмерти отца, наедине шо швоим горем. Вы пошлете надежного шеловека?
– По сравнению с ним Гибралтарская скала – осиновый листок на ветру. Дайте мне для него рекомендательную записку. Его зовут Эндрю Макэлрой.
Пока адвокат писал записку, я снова позвонил в агентство и попросил телефонистку разыскать Энди и сказать, что он мне нужен. Перед тем как вернуться в агентство, я пообедал. Энди уже ждал меня на месте.
Энди Макэлрой был человек-валун, не очень высокий, но почти квадратный и крепкий – как в смысле физическом, так и в смысле лба. Угрюмый суровый мужчина с воображением арифмометра. Я даже не уверен, что он умел читать. Но я был уверен: если Энди прикажут что-то сделать, он сделает это, и ничего другого. Другого он придумать не сможет.
Я дал ему записку адвоката для мисс Ньюхолл, сказал, куда ехать и что делать, и с этой минуты о мисс Нью-холл мог уже не заботиться.
Трижды в конце дня я получал донесения от Дика Фоли и Микки Линехана. Том-Том Кери ничего выдающегося не предпринимал, хотя купил в спортивном магазине на Маркет-стрит две коробки патронов 11,17 мм.
В вечерних газетах появились фотографии Большой Флоры Брейс и Анжелы Грейс Кардиган с заметками об их побеге. Факты в них выглядели неправдоподобно, как всегда выглядят в газетных заметках. На другой странице сообщалось, что в глухом месте на дороге найден убитый парикмахер. Прострелены голова и грудь – в общей сложности четыре пули. По мнению окружных властей, он погиб, сопротивляясь грабителям, но бандиты бежали, ничего не взяв.
В пять часов в дверь заглянул Томми Хауд:
– К вам опять этот Кери.
– Давай его сюда, – сказал я веснушчатому парню.
Смуглый вошел не торопясь, сказал: «Привет», сел и свернул коричневую самокрутку.
– У вас на вечер особых дел нет? – спросил он, закурив.
– Таких, чтобы не отложить их ради чего-то лучшего, нет. Гостей собираете?
– Угу. Надумал. Только не гостей, а в гости к Папе-до-Полу. Поедете со мной?
Настал мой черед сказать:
– Угу.
– Я подберу вас в одиннадцать – на углу Ван-Несс и Гири, – с растяжкой сказал он. – Только компания будет тесная: вы и я… и он.
– Нет, с нами должен быть еще один. Я его приведу.
– Мне это не нравится. – Том-Том Кери медленно покачал головой и благодушно нахмурился, не вынимая изо рта самокрутку. – Вас, сыщиков, получается больше. Должно быть один на один.
– Нас не получится больше, – объяснил я. – Этот фрукт, которого я беру, – ни на моей стороне, ни на вашей. И вам не повредит, если будете присматривать за ним так же внимательно, как я, – постарайтесь, если можно, чтобы он не оказался ни у вас, ни у меня за спиной.
– Тогда на кой вы его тащите?
– Колесики в колесиках, как сказано в Писании. – Я улыбнулся.
Смуглый опять нахмурился, уже не так дружелюбно.
– Сто шесть тысяч долларов награды – я ни с кем делиться не намерен.
– Справедливо, – согласился я. – Тот, кого я приведу, требовать долю не будет.
– Поверю вам на слово. – Он встал. – Так мы должны приглядывать за этим малым, да?
– Если хотим, чтоб все прошло благополучно.
– Положим, он станет мешать нам, валять дурака. Мы его можем делать или только скажем: «Бяка! Бяка!»?
– Ему тоже придется рисковать.
– Годится. – Его жесткое лицо опять стало добродушным, когда он повернулся к двери. – В одиннадцать на углу Ван-Несс и Гири.
Я вошел в комнату оперативников, где, развалясь в кресле, Джек Конихан читал журнал.
– Надеюсь, вы придумали мне какое-нибудь дело, – приветствовал он меня. – А то уже пролежни от этого кресла.
– Терпение, сынок, терпение – вот чему надо научиться, если хочешь стать сыщиком. Мне, например, когда я был парнишкой твоих лет и только поступил в агентство, повезло…
– Ой, не надо опять, – взмолился он. Но тут же его молодое миловидное лицо стало серьезным. – Не понимаю, почему вы держите меня на насесте. Кроме вас, я единственный, кто хорошенько разглядел Нэнси Риган. Казалось бы, вы меня должны послать на розыски.
– То же самое я сказал Старику, – сочувственно ответил я. – Но он боится тобой рисковать. Он говорит, что за все пятьдесят лет слежки он никогда не видел такого красивого агента, вдобавок модника, светского мотылька и наследника миллионов. Он считает, что мы должны беречь тебя как рекламный образчик и не подвергать…
– Идите к черту! – Джек покраснел.
– Но я убедил его, и на сегодня он разрешил вынуть тебя из ваты, – продолжал я. – Поэтому встречай меня на углу Ван-Несс и Гири без чего-нибудь одиннадцать.
– Дело? – Он весь был нетерпение.
– Может быть.
– Чем займемся?
– Захвати свою хлопушку. – В голову мне пришла мысль, и я ее выразил вслух: – И пожалуй, нарядись как следует – вечерний костюм.
– Смокинг?
– Нет, торжественнее – все, кроме цилиндра. Теперь о твоем поведении: ты не агент. Я не вполне себе представляю, кто ты, но это не имеет значения. С нами будет Том-Том Кери. Веди себя так, как будто ты не мой друг и не его – как будто нам обоим не доверяешь. Мы с тобой будем осторожничать. Если что-то спросят, а ты не знаешь ответа, прячься за враждебностью. Но на Кери чересчур не наваливайся. Понял?
– Кажется… да. – Он говорил медленно, наморщив лоб. – Я должен вести себя так, как будто еду с вами по одному делу, но в остальном мы не друзья. Так?
– Точно. Держи ухо востро. Ты всю дорогу будешь плавать в нитроглицерине.
– Что затевается? Будьте человеком, намекните хотя бы.
Я ухмыльнулся ему снизу. Он был гораздо