— Мир его душе... Надо же, как судьба жестока к некоторым. Жаль, ужасно жаль... Он был чертовски молод. Но... Инспектор, мне должно польстить, что о его гибели вы первыми решили уведомить меня?

— Лар Вэл... Нам известно, что вы были на званом вечере у барона Гровекса. Там же присутствовал и лар Спенсер. Могу я поинтересоваться, во сколько вы ушли оттуда?

— О, сложно сказать точно. Около шести, пожалуй. — Магия ярким сиянием обхватила всего лара, вызывая у Йена боль в глазах и привычный страх в сердце — он даже пару шагов назад непроизвольно сделал, тут же проклиная свою нелюдскую кровь. Йену пришлось отключить магическое зрение — лар Вэл явно что-то скрывал и побаивался, что это может стать опасным для него.

— А точнее? — в расспрос подключился Декстер, недовольный странными паузами в разговоре. Хеттер у окна спешно что-то писал в своем блокноте.

Лар Вэл старательно безмятежно пожал плечами:

— А точнее не могу вам сказать. Как-то не подумал ради будущего алиби замечать время.

Йен заставил себя снова подойти ближе:

— Может, барон Гровекс?..

— Простите, — немного нервно рассмеялся лар, — но вы совершенно не знаете нашей жизни. Со званых вечеров принято уходить молча, не прощаясь с хозяевами. Что-то еще?

— Кто-то видел, как вы выходили? — спросил Декстер. — Может, кто-то был перед вами или после вас?

— Пожалуй... Это должен знать лакей, стоявший в дверях и провожавший гостей. Он может и время моего ухода уточнить. Что-то еще, лэсы?

Йен тут же спросил:

— Во сколько вы вернулись домой?

— О, вам и это интересно. Что ж... Я возвращался пешком — решил подышать свежим воздухом... Мой магомобиль до сих пор стоит возле дома Верна... Пожалуй, я вернулся где-то через полчаса, может, чуть больше... Кстати, спросите моего дворецкого — именно он запустил меня домой. Он должен знать точно время.

Он тут же взял со стола и позвонил в изящный колокольчик, вызывая Нильсона. Тот, все такой же недовольный, появился мгновенно, словно стоял под дверями:

— Лар Вэл? — он повернулся к хозяину, намеренно игнорируя детективов.

Шейл ткнул указательным пальцем в полицейских:

— Будь добр, Нильсон, ответь на вопросы инспектора Вуда. И помни, что полицейские могут потребовать подтвердить это под присягой. Не стоит юлить или что-то скрывать.

Нильсон старательно медленно развернулся в сторону Вуда:

— Чем могу быть полезен? — голос дворецкого при этом и заморозить мог.

Йен, напоминая себе, что сегодня, сейчас, именно тут и закончится все это дикое расследование, так что чуть потерпеть он в состоянии, спросил:

— Лэс Нильсон, не могли бы вы сказать, во сколько точно пришел домой лар Шейл?

Дворецкий, ни капли не задумываясь, тут же ответил:

— Лар Вэл вернулся домой без пяти семь. Я это точно знаю, потому что всегда смотрю на часы в холле. В последнее время это самое важное, как оказалось... Что-то еще? — он вызывающе сделал шаг в сторону двери. Декстер тут же заступил ему дорогу, а Йен уточнил:

— И как выглядел при этом лар Вэл?

— Простите? — не стал отвечать Нильсон, разыгрывая недоумение, а лар Вэл опустил глаза вниз, что-то то ли вспоминая, то ли обдумывая.

— Было ли что-то необычное в его облике? — спокойно пояснил Йен.

Дворецкий растеряно сказал:

— Он выглядел... Уставшим и слегка растрепанным. Сами понимаете — танцы... Танцы — это зло.

Лар резко заставил себя выпрямиться. С легкой улыбкой на устах он пояснил:

— Уже через два-три танца в зале становится так душно, что не продохнуть. Дамы распарены, кавалеры в поту, как загнанные лошади, свечи...

— Свечи? — оборвал его Йен. — Барон Гровекс использовал свечи?

Нильсон почти взорвался от возмущения:

— Конечно же, любой уважающий себя лар освещает балы и приемы свечами! Это же очевидный факт!

Вуд сглотнул — жара, неприязнь к Спенсеру, подстегнутая ларой, а вокруг открытый огонь, отвечающий магу и подхлестывающий магические потоки... Это могло спровоцировать слив.

— И почему же? — не удержался от вопроса Декстер. — Те же электрические лампы дешевы и дают много света...

Лар Вэл довольно рассмеялся:

— Вот именно — дешевы. А лары не бывают дешевыми. Так что вернемся к танцам... На чем я остановился? Жара, свечи, постоянные танцы, от которых нельзя отказаться, закрытые окна из-за дам — они все как на подбор в легких, почти просвечивающих платьях — малейший ветерок, и они уже неблагородно чихают и сопят раскрасневшимися носиками... Так что неудивительно, что вернулся я немного потрепанным. Это обычное дело.

Йен продолжил настаивать:

— И все же, что означает — потрепанный? Сдвинутый галстук? Порванные манжеты? Расстегнутый жилет?

На манжетах Нильсон заметно занервничал. Йен нажал на него:

— Лар выглядел, словно подрался?

Лар прищурился и резко сказал, теряя свое спокойствие:

— Нет, подождите! Вы что же думаете, что это я убил Алана?!?

Йен указал пальцем на его сжатые в кулаки руки:

— У вас припухшие костяшки пальцев.

Лар Вэл явно с трудом заставил себя разжать кулаки, только взять под контроль свой голос ему не удалось:

— О, небеса! Если стащить с меня рубашку, под ней еще и свежие синяки обнаружатся! Я же огненный маг, я боевой маг! У меня каждый день тренировки, и, поймите, мои учителя отнюдь не ромашки со мной нюхают. Они из меня отбивную делают, если добираются, конечно же. Не надо, инспектор, мы это уже проходили с вами — у вас нет улик против меня. У вас нет свидетелей, что я был рядом с местом преступления...

— Можно осмотреть вашу одежду?

— Это еще зачем? — сразу же насторожился лар.

Йен принялся перечислять:

— На предмет обнаружения свежей крови, следов борьбы...

— Нет! Я не дрался с Аланом! И уж тем более не убивал его! — лар Вэл перестал сидеть безмятежно, он крепко поставил на пол свои ноги, словно готовый вскочить в любой момент.

— А нам известно, что вы не поделили на вечере лару и угрожали убить Алана...

— Угрожать — не значит убить. В сердцах иногда чего только не скажешь. Но я не убивал Алана, хоть и должен признать — его смерть не печалит меня.

— И все же мы будем настаивать на осмотре...

Вэл прищурился и скривил свои губы. Он презрительно выдавил, впервые за все время знакомства с Йеном позволяя себе повелительный тон:

— У вас нет никакого права осматривать мою одежду и проходить в мой дом. Все мои разговоры с вами — лишь жест доброй воли, который вы